* * *
После двухнедельного разбирательства Хеннер и Натан предстали перед судьей. Комната была полна служивых людей, облаченных в черные мантии. В высоком красном кресле восседал прокурор, который демонстративно изображал скуку и небрежно рисовал на папке комические фигурки. Рядом стоял защитник с горькой улыбкой на лице и размахивал в воздухе горелкой Бунзена. Мисс Поппер при этом плакала, обхватив голову руками.
— И это, по-вашему, вещественное доказательство, ваша честь? Этой смехотворной безделицей вы выставляете себя на посмешище перед всей Британской империей…
Прокурор оторвал глаза от своих бумаг, будто только что начал приходить в чувство после глубокого наркоза.
— Эта безобидная игрушка, — возразил он сонным голосом, — причинила серьезные повреждения, а именно — в размере семнадцати тысяч фунтов стерлингов.
— Обвинение утверждает, таким образом, что мой подзащитный намеревался и был в состоянии с помощью этой игрушки причинить нашему государству значительный урон?
— Так точно, сэр. Одна дама с безупречной репутацией была при этом на волоске от смерти…
— Факты, однако, показывают, ваша честь, и это подтверждает психологическая экспертиза, что у обвиняемого мистера Розенбаха явно не все в порядке с головой. Вы дискредитируете себя как англичане и как юристы, если будете принимать его всерьез, господа.
— Наука утверждает, уважаемый коллега, что у всех нас не все в порядке с головой. В большей или меньшей степени. Однако это не означает, что нам позволено поднять на воздух всю Великобританию…
— Несомненно, господин прокурор, но мой подзащитный и не пытался этого делать. Неплохо бы всем нам, господа, не отрываться от земли. В полицейском протоколе я прочитал даже — и это написано черным по белому, — что обвиняемый угрожал нам военной интервенцией. За это, тем не менее, мы не вправе привлекать его к ответственности, поскольку военных действий он до сих пор не начал. Слава богу, мы являемся правовым государством. Мы наказываем только за совершенные преступления. Вот уже семь столетий не замечалось за нами скверной привычки преследовать кого бы то ни было за его намерения, будь они и дурацкими…
— Вы заблуждаетесь, коллега. Здесь ни в коей мере не идет речь о дурацких намерениях. Мистер Розенбах уже начал разрушение нашего островного государства.
С этими словами обвинитель достал из портфеля бутылочку, в которой находился золотисто-желтый порошок. Он многозначительно поводил этой бутылочкой в разные стороны, как бы предъявляя ее суду.
— Здесь находится та самая роковая субстанция, господа присяжные заседатели, посредством которой этот иностранец снес три этажа жилого здания, принадлежащего одной лондонской домовладелице. И это официальный защитник называет безделицей!
— Это всего лишь крупинки канифоли, господа Высокий суд! Безобидный натуральный продукт, который обладает светочувствительными свойствами. Именно поэтому находится он в арсенале мистера Розенбаха. На протяжении десятков лет наш обвиняемый ищет волшебную формулу, с помощью которой он сможет претворить в жизнь идею цветной фотографии. К великому его сожалению, он пока еще не нашел этой формулы. Мисс Поппер, домоправительница моего клиента, подтвердит вам, что ее жилец испытывал к ней исключительно дружеские намерения. Я прав, мисс Поппер?
— Я пострадавшая, господа присяжные, и я должна бы быть заинтересованной в наказании обвиняемого, но я могу сказать о нем лишь хорошее. Я боготворю этого человека. Он гений!
— Означает ли это, мадам Поппер, что вы его любите?
— Это означает лишь то, что это означает, господа присяжные! — ответила домоправительница, не сумев сдержать рыдания.
— Если это означает то, что означает, господа присяжные, то заявление свидетельницы не имеет решительно никакой юридической силы. Мисс Поппер была бы, таким образом, лицом заинтересованным, и я считаю необходимым допросить лично обвиняемого.
— Я к вашим услугам, ваша честь!
— Известно ли вам, мистер Розенбах, что вы злоупотребили гостеприимством королевства, поскольку владение взрывчатыми веществами у нас строжайше запрещено?
— Разумеется, мне это известно, но я протестую против вашей формулировки, будто бы я нарушил законы гостеприимства этой страны.
— Вашим ответом вы открыто признаете себя виновным?
— Никак нет, ваша честь.
— Почему же нет, мистер Розенбах?
— Потому что я не мог предвидеть, что применяемая мною субстанция при нагревании может взорваться.
— Почему же вы не могли этого предположить? Вы ведь, вроде бы, являетесь ученым — разве не так?
— Я этого не говорил, ваша честь, что я — ученый. Я изобретатель — это верно. Здесь есть весьма тонкое, но абсолютно очевидное отличие…
— Мало ли кому придет в голову называть себя изобретателем! Один уверяет, что он Галилей, другой называет себя Бенджамином Франклином или Исааком Ньютоном. По правилам таких обряжают в специальные рубашки и изолируют от общества. Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Розенбах?
— Я очень хорошо понимаю, что вы имеете в виду, ваша честь, и потому мне хотелось бы покинуть эту страну.
— Я сделаю все возможное, сэр, чтобы помешать этому.
— А я сделаю все возможное, чтобы показать этой стране спину. Британскому величию пришел конец. Свободный дух не может здесь ни дышать, ни мыслить.
— Обвиняемый хочет показать спину нашей стране, как он только что живописал. Он хочет покинуть нас после того, как безуспешно попытался нас уничтожить. Отлично! И куда же, позвольте спросить, намерен он направить свои стопы?
— В Рим, ваша честь.
— И там, полагаю я, вы прямиком отправитесь на прием к римскому папе, — продолжал прокурор, начиная понимать, что перед ним стоит законченный психопат.
— Папа сочтет за честь познакомиться со мной.
— Ну, в этом, мистер Розенбах, здесь никто не сомневается. И вы попытаетесь, конечно, обратить в пепел собор Святого Петра — не так ли?
— Насколько я понимаю, ваша честь, вам хочется быть остроумным… За мой, как говорится, счет. Нет, я не намереваюсь обращать в пепел собор Святого Петра. Я хочу принять крещение…
Над залом будто пронеслась молния всеобщего оживления, а следом — взрыв смеха. Прокурор перевесился через барьер и прошептал в ухо защитнику, но все присутствующие отчетливо слышали каждое слово:
— Он не немного тронутый, а на всю голову!
— Ошибаетесь, — ответил на это Хеннер абсолютно спокойным тоном, — я совершенно здоров, господин прокурор. Во всяком случае, не менее здоров, чем вы. Но мне просто необходимо свидетельство о крещении.
— Для чисто научных целей, полагаю я…
— Потому что я — изобретатель, и потому что время протекает сквозь пальцы, как песок, человек теряет напрасно полжизни.
