— В кого я должна превратиться? — почти беззвучно спросила она, пытаясь понять главное.
Но Сен-Симон не торопился с ответом и продолжал плести узор своей неторопливой речи:
— Алиса, я стар как этот мир, и даже старше. Веками я выполнял свою работу, но и Смерть устает. У меня было столько имен и воплощений, что человеку не сосчитать. Когда-то я был Ставросом Онассисом, богатым греческим торговцем, пересекшим все моря и океаны в поисках великой тайны бытия. Я искал вечную жизнь, обещанную нам религиями, однако находил только погибель. Во время одного странствия я познакомился со странным евреем по имени Менахем, который стал моим компаньоном на годы. Он и был Смертью того времени. Мы исходили с ним столько дорог и пожали вместе множество душ, освобождая место для новых… Но однажды Менахем меня оставил, исчезнув в черноте главного зеркала. Он сказал, что вернется в другом обличье спустя годы, ибо таков цикл Жнеца. Когда наши силы истощаются, мы находим себе преемника и растворяемся в начале и в конце всех времен. Но потом тьма выбрасывает нас снова, как море — обточенные камни. Это бесконечный круг, два лика смерти, которые чередуются: Ставрос и Менахем, Танатос и Алиса. Нас множество, и нас — всего двое. Это правда, которую вы заслужили.
После того как Менахем меня покинул, я увидел вас в моих зеркалах и так узнал о будущем воплощении моего преемника. Я стал ждать. Вы спрашиваете кто вы. Человек, но ваша душа иная. И мне до сих пор странно осознавать, что мой великий учитель вернулся ко мне и теперь уже мой черед его наставлять и возвращать ему память.
Его ладонь коснулась ее лба, и она почувствовала, что в ней будто ширится бездонный тоннель.
— Я не хочу, — сказала она.
Это единственное, что ей удалось выдавить. На ее лице застыла смесь ужаса и непонимания. Рассказ Танатоса словно обрел консистенцию, затапливая ее, как черная смола.
Она не та, кем считала себя.
Все ее убеждения — ложные.
За ней же — вереница прошлых воплощений, делавших эту работу веками, и ей осталось только встать в заготовленную для нее лунку. Как наяву возникли молчаливые фигуры в черных рясах, вертящие страшное колесо. Один — лысый, второй — кудрявый, с острым носом. Танатос выглядел иначе в этих видениях, древнее, страшнее, походя на коричневый скелет — но это был он. А тот, другой… она. И они крутили это колесо от начала времен.
— Смертью не рождаются, ею становятся, ибо она — всегда в конце пути, — усыпляюще предрекал он. — А до нее лежит дорога, не пройдя которой, не постигнешь ее сути. Я отправил свои зеркала странствовать по свету, запуская цепочку причин и следствий. Чтобы прийти ко мне, вам нужно было преодолеть лабиринт кривых отражений и ложных истин. Но вы все-таки здесь, и потому эта история не о вас с Люком, а о нас — об Алисе и о Танатосе. Скажите мне теперь ваше имя.
— Что? — Она недоуменно уставилась на него сквозь рябящий черный дурман, исходящий от его длани.
Глаза Танатоса запылали и вдруг стали обжигающе-пристальными.
— Скажите ваше имя.
— А… Алиса…
— Ваше истинное имя. Вы уже знаете его. Ну же, произнесите его.
На губах точно формировались кристаллы. Это имя. Оно высекало себя само, норовя вот-вот сорваться, но все в ней сопротивлялось ему.
— Это ваше имя. Его значение на иврите — «утешитель». Странно, не правда ли? — Танатос склонял к ней все ближе свое пугающее полуживое лицо. — Смерть, которой все так боятся, на самом деле дарит вам покой и прекращает страдания. Вот почему Якоб пошел за вами, узрев в вас свое спасение, и почему сказал, что это вы его убили. Потому что началась жатва. Вы долго не осмеливались прикоснуться к колесу, волоча за собой Якоба, муча его, хотя его покой был в ваших руках. Наконец вы перемололи его. Время пошло дальше.
Что-то толчками рвалось изнутри. Алиса чувствовала приступ удушья, и горло словно стискивала невидимая рука, выдавливая наружу имя.
Скажи это.
— Менахем, — наконец вымолвила она.
Они произнесли его в два голоса, и внутри у нее вдруг разлилось ледяное спокойствие. Танатос отнял ладонь от ее лба, и в глазах забрезжило узнавание. Он точно смотрел на того, кого давно знал. Алиса подняла на него покрасневшие слезящиеся глаза, сживаясь со знакомым и одновременно чужим именем, бежавшим теперь по ее венам вместе с кровью.
— Все в этой истории льнет друг к другу, все служит вашему становлению. Ваш исследовательский институт — современный храм смерти. Вместо косы у вас скальпель и ножи, вместо молитв — молчание мертвых, пришедших на ритуал аутопсии. Мои зеркала — это регалии. Я оставил все двери своего дома открытыми для вас, позволяя вступить в ваши законные права. Коснувшись главного зеркала, вы фактически унаследовали от меня свою миссию. Орудия труда приняты, жатва началась. И наконец вы вернули себе имя. Оно останется с вами до конца всех времен, как бы вас ни называли люди.
Алиса глубоко вздохнула, обретая вновь контроль над своим телом. Загадочный мужчина с посмертного снимка в доме Сен-Симона — не зная его, она была им все это время и стала им вновь. В глубине души все еще билось приглушенное сопротивление Танатосу, а он тут же колдовским образом превращал ее мысли в свои слова:
— Менахем не пришел извне, он был все время внутри. Его жизнь и воспоминания не ваши, это верно. Но суть у вас одна. Теперь вы стали единым целым. И сейчас вы, исполненная горечи и разочарования, можете уйти от меня (вы так и сделаете), но в итоге мы встретимся вновь. Может, вы будете чуть старше, чем сейчас. Возможно, проживете до конца человеческую жизнь, в которой вас даже ждет счастье, о котором вы уже и не мечтаете. Но в конце мы снова будем сидеть друг против друга и вы скажете мне, что готовы учиться.
— Я не хочу, — повторила она.
«Смертью не рождаются».
Ею нужно стать — через череду потерь, невзгод и бесконечных прощаний. Скверное же это будет ученичество…
— Не бойтесь смерти, — эхом прозвучал в голове голос Танатоса. — И не бойтесь стать Смертью этого тысячелетия. Будет очень много работы. Я один не справлюсь.
— Что же мы с вами будем делать? — Она медленно подняла на него погасший взгляд. — Пожинать жизни до конца света? Вы — не самый приятный компаньон.
На это он только философски развел руками.
— Нравится вам или нет, мы принадлежим одной стороне Луны. Вы просто мое другое лицо, более симпатичное. А когда не останется ни одного человека, мы пожнем друг друга и все окажемся по ту сторону зеркала, — завершил он.
Танатос замолчал, на мгновение опустив тяжелые веки. Его обветренные, иссушенные черты тут же утратили свою человечность.
— А потом? — вопрошающе уставилась она на него.
— Все начнется снова. И будут новый мир и новая жизнь, новый Люк, новая вы. Будет и новый Ангел Смерти. Кто знает, что там будет?
