Люк тоже тихо удивлялся. Под конец его нелепого пути к нему в дом вдруг пришла странная девушка, окруженная мертвецами. И они так запросто говорят и так же легко молчат, но бесконечно понимают друг друга.
Ах, Алиса. Почему ты так ему нужна? Не он, а она.
Не таясь, он рассматривал каждую черточку ее лица и, к собственному ужасу, открывал в них нечто общее с Сен-Симоном. Это сходство не было буквальным, озаряя обоих изнутри. Что-то вневременное, языческое, безымянное, чего нельзя облечь в слова.
И думать об этом было страшно.
«Кто ты на самом деле, Алиса? Сама-то знаешь, что не ты пришла в Страну чудес, а она тебя отправила в этот мир? Ты — ее посланник, и у тебя миссия, отличная от нас всех…».
Но сейчас об этом не хотелось думать. Ведь они странным образом были вместе, сидели рядом и улыбались друг другу без причины. Вокруг них дрожали тени трепещущих листьев. Солнце было в зените.
***
— Кажется, какая-то твоя фанатка заметила меня в окне.
— Да они постоянно ошиваются вокруг дома. Но если вломятся внутрь, сработает сигнализация.
Этот разговор произошел вечером того же дня. Люк весь день болтался по дому, периодически что-то рассеянно наигрывая на синтезаторе. Ругался по телефону с каким-то Анри, которого упоминал раньше как своего продюсера. Алиса сидела в комнате с зеркалами, краем уха слушая звуки, сопровождавшие его жизнь.
Мысли крутились вокруг того, что он ей рассказал. Если зеркала воспроизводят лишь то, что в них когда-то отражалось, то у этого должна быть причина. Память не существует сама по себе, она всегда чья-то.
Некий мастер отлил эти странные инструменты для того, чтобы общаться с мертвыми. Следы зеркал терялись и прерывались, и только три последних владелицы были известны — Зигмар Швайцер, Генриетта Лаубе, Фрауке Галонске. Три старухи, три мойры, хранящие заветы мертвых. Две из них умерли. И еще имелся один загадочный тип, обладатель четвертого зеркала, с которым не готов расстаться ни за какие деньги.
Алиса прижала ладонь к стеклу ближайшего зеркала, вглядываясь в свое лицо. Внезапно ей показалось, что за ней стоит некий высокий мужчина с пронзительными темными глазами и острым крючковатым носом. Он склонился к ее уху и что-то беззвучно произнес. Она резко обернулась, но никого не обнаружила.
На кончиках пальцев снова дрожало напряжение, возникающее каждый раз, когда она соприкасалась с чем-то иным. Больше в тот день ничего не произошло.
Но ей показалось, что это был первый контакт. И с каждым разом он будет дольше и ей позволят увидеть нечто новое.
С Люком они пересеклись уже на кухне. За окном расстилалась темнота, и в его районе царила необычная тишина. Даже в спокойном Фриденау слышались отголоски типичного вечернего Берлина — чей-то пьяный смех, налагающийся на сирену скорой помощи. Здесь же слышно было только птиц, а к ночи вокруг каждого дома царило молчание.
Люк бесшумно прокрался, пока она мыла посуду, налил себе воды и отстраненно следил за ней из дальнего угла. Алиса выключила воду и заметила, что он притаился в полумраке.
— У меня, между прочим, есть посудомоечная машина.
— Из-за одной чашки и пары тарелок я бы не стала ее заводить.
— Хм… никогда об этом не задумывался.
Они помолчали. В тусклом свете маленьких торшеров он походил на скелет.
— Я пойду.
— Поздно уже. Я серьезно. Останься. Обещаю тебя не насиловать.
— Вот это галантность.
— А ты думала, — ответил Люк, слегка прикрыв один глаз. — Ну, решай сама. Я спать.
Он отставил стакан и медленно убрел наверх. За ним тянулся шлейф какой-то недосказанности.
Алиса осталась в кухне. Ключи все еще были у нее. Дверь холла уставилась на нее, точно живое существо. «Ты сейчас вот так возьмешь и уйдешь? Серьезно?» — как бы вопрошало все вокруг.
Она зашла в ванную на первом этаже и просидела там еще минут десять. Затем, почти не веря, что делает это, поднялась наверх. Лампы-черепа, которые освещали их лица во время первой встречи, все так же мигали по углам. Люк действительно крепко спал. Бесшумно она присела рядом.
Интересно, каково это, когда рядом с тобой лежит звезда готической сцены?
Это было приятно. В эфемерном свете луны он выглядел абсолютно беззащитным, и призрачно-белая грудь тяжело поднималась в такт дыханию.
От Люка исходила зыбкость. Она заметила это, как только пришла к нему, но ей никак не удавалось сконцентрироваться на ускользающих отголосках чего-то… в глубине его самого. Образы вокруг полнились двойственным смыслом, и чудилось, что в нем ползут змеи. В дыхании звучало что-то тревожное.
Пальцы по старой привычке потянулись к его шее, но застыли где-то у мочки.
«Я не хочу слушать его пульс. Не желаю получать никакой лишней информации о нем…»
Это просто глубокая ночь, и они оба устали.
Алиса положила голову на подушку, неотрывно глядя на его застывшее худое лицо. Сейчас Люк был очень далеко — он отрешился от этого мира, ушел в мир своих сновидений. С трудом подавив желание бесконечно смотреть на его профиль, она выключила свет и закрыла глаза.
Ей впервые захотелось по-настоящему обратиться к безвестному богу с просьбой остановить этот миг и оставить все так, пускай без рассвета, в вечной тьме. Пусть их оставят вместе, ведь они уже связаны общими тайнами и тишиной.
***
Пробуждение было неожиданным.
Висящий за окном круг луны свидетельствовал о глубокой ночи, но внутри словно щелкнул какой-то выключатель. Алиса села на постели и посмотрела на смятые простыни и откинутое одеяло. На наручных часах фосфором отливали цифры. Три сорок пять.
До нее донеслись какие-то странные звуки. Из-под неплотно прикрытой двери ванной комнаты бил желтый свет.
Ее точно повела чья-то рука, и в глаза ударили оголенные лампы.
Люк судорожно кашлял, периодически что-то сплевывая в раковину. Худые жилистые руки упирались в края умывальника, а спина беспокойно вздымалась. На ней один за другим проступали его острые позвонки.
Это была картина физического уязвления. Он выпрямился и сплюнул что-то. На белый фаянс умывальника прерывисто капала кровь.
Люк перевел дыхание, умылся и, прополоскав рот, напряженно уставился на собственное отражение в зеркале, не замечая застывшей позади Алисы. Взгляд сфокусировался на ней чуть позже.
Меньше всего на свете он хотел такого разоблачения.
Подойдя к нему вплотную, Алиса спросила с потрясающей проницательностью:
— И давно?
Ее голос стал вдруг чужим.
Люк продолжил смотреть на нее, не говоря ни слова. Ослепительный свет и белые стены слишком резко очерчивали реальность происходящего.
