Глаза Сен-Симона сверкнули состраданием и безумием.
— К смерти.
Некоторое время Люк с подозрением таращился на него, не понимая, то ли хозяин сумасшедший, то ли очень просветленный. Несмотря на его странную манеру вести беседу, в ней было что-то жалящее в сердце. Будто бы тот и впрямь что-то знал об этих годах.
— Ну, к смерти приходят все, — отпарировал Люк.
— Вы встретили ее в ином виде. Вы нашли ее в конце концов во плоти и полюбили.
Образность языка Сен-Симона вконец его запутала. О чем он? О Сабрине?
— Я об Алисе, — в тон его мыслям подытожил Сен-Симон, отчего Люк поперхнулся.
Следующие минуты две прошли комично: он утирался салфеткой, а Сен-Симон скучающе смотрел, как по его газону бегает уточка с выводком. Его внимание вернулось к Люку, когда тот откинул грязную салфетку и в очередной раз затянулся сигаретой.
— И вы продолжаете курить с таким диагнозом? — укоризненно спросил хозяин.
Его гость только пожал плечами.
— Я не шел к раку сознательно. Это получилось случайно. Как сюрприз на Новый год. Если сейчас брошу, то все равно ничего не изменю. При чем тут вообще Алиса? И откуда вы все про меня знаете?
— Алиса — пока обыкновенная девушка. Но у нее будет совершенно особенный жизненный путь. И начнется он после вашей смерти.
Люк расхохотался, запрокинув голову. Это было в некотором роде от отчаяния.
— Отлично. Мы все друг для друга являемся не более чем причиной и следствием.
— Так протекает жизнь.
Они замолчали. Сен-Симон кинул себе два куска сахара и принялся размешивать. Кофе вертелся все быстрее и быстрее…
— Кто вы? — тихо поинтересовался Люк. — Бессмертный греческий купец Ставрос Онассис, впервые продавший зеркала? Тайный поклонник группы Inferno № 6?
Сен-Симон наконец-то прекратил свои демонические коловращения с чашкой и отложил ложку. Кофе продолжал вертеться уже сам по себе, постепенно замедляя свой круговорот.
— Вам придется ответить. Какую роль во всем этом играете вы? Быть может, вы — проводник на тот свет? Страж? Или даже Бог?
В голосе Люка сквозила едкая ирония.
Ответ последовал в прежней невозмутимой манере:
— Я был когда-то Ставросом и многими другими. Брожу среди всех неузнанным и безликим, неся людям тишину.
— Вы больны.
— Люк, вы пришли ко мне домой и нагло требуете ответов, на которые у вас нет права. Выставить бы вас вон, но я не могу. Мне импонирует ваша наивность. Поэтому отчасти я отвечу вам. Все это вообще не из-за вас. Вижу, вижу, что вы уже вообразили себе, будто я следил за вашей жизнью. Это правда, но не вы мне интересны. Все ради Алисы, которая сейчас бродит по вашему черному дому и в глубине души ждет вас.
Их глаза встретились, и Люк словно провалился в иное измерение. Сквозь Сен-Симона виделось что-то не от мира сего. Это крохотная искра сверкнула в глубине его глаз и погасла, и Люк словно узрел через него, как кончается жизнь. Он помолчал, пытаясь унять странное чувство расщепления, возникшее после этого короткого контакта.
— Тогда в чем мой смысл? И зеркал?
— Вы сами ответили на свой вопрос. Причина и следствие. Вы — часть ее пути, — спокойно пояснил Сен-Симон. — А зеркала теперь не ваша забота.
— Зеркала ваши, но нужна вам почему-то Алиса, — начал Люк. — В чем же смысл этого извращенного плана? И я видел греческие буквы, выжженные на ножке, якобы ваше имя. Но может, это ругательство на греческом, а вы выдаете это за свою фамилию. Мне кажется, я начинаю понимать… — В его глазах зажглось тусклое озарение. — Вы большой охотник за старинными раритетами. Все, что вы говорите, не более чем блеф. Разузнали все обо мне, наняли детективов, это легко. А хотите просто выманить зеркала. Про Алису добавили, чтобы окончательно сбить меня с толку и заставить поверить в мистическое дерьмо.
Сен-Симон просто покачал головой и медленно снял с себя массивный золотой перстень. Люк мельком взглянул на протянутое ему кольцо и заметил на внутренней стороне гравировку. Буквы были знакомы: Θάνατος.
— Знаете, что это значит? — тихо спросил Сен-Симон.
— Нет.
— Что, даже не гуглили? Это мое второе имя. Я вообще-то имею греческие корни. Это означает Танатос, — тихо озвучил он то, что Люк увидел.
И пока тот пребывал в ступоре, он, как фокусник выудил откуда-то французский паспорт и подсунул ему под нос. Выглядело это куда прозаичнее, но суть оставалась прежней:
«Этьен Танатос Сен-Симон».
— Танатос, — заторможенно повторил Люк, а затем живо поднял глаза на хозяина дома. — Греческий бог смерти. Это идея ваших родителей?
— У вас есть песня, — вместо ответа сказал тот, — «Влюбленный Танатос». Мне она понравилась. Это была одна из причин, по которой я вас поддержал в трудные времена, Люк. Я был тронут вашей болью. Я ведь тоже когда-то любил.
— Песня не о вас, — раздраженно рявкнул тот, швырнув Сен-Симону обратно его паспорт.
— Один мой знакомый художник, Альбертус Пиктор, тоже мне так сказал, изобразив меня задолго до моего появления, — пожал плечами этот ненормальный.
— Я просто хочу правды.
— Правда не здесь.
— А где?
— На стенах маленькой церкви в Тебю, под Стокгольмом. Захотите — проверите.
— А вторая фамилия у вас почему французская?!
Лицо Сен-Симона слегка смягчилось, то ли из-за тонкого луча, проглянувшего из-за облаков, то ли по какой-то другой причине.
— У меня много имен, Люк. Одни мне даровали люди, другие я выбирал себе сам. Сейчас вы говорите с Этьеном Сен-Симоном, в чей дом ворвались без приглашения в надежде узнать, как обмануть смерть. Вам нужно четвертое зеркало, но вы его не получите. Все что могли, вы сделали, и эта история будет длиться без вас. Таков порядок вещей.
— В общем, нормально отвечать на вопросы вы не умеете, — подытожил Люк, а затем предпринял очередную безумную попытку выманить зеркало. — Тогда… отдайте мне его. Подарите. А я напишу еще одну песню в честь вас. Я умею быть благодарным.
— Вот это нахальство! — с восхищением воскликнул Сен-Симон. — Мне же ставить такие условия… Хватит уже гоняться за призраками в отражениях, Люк. Вы ничего этим не добьетесь. Однажды надо остановиться.
— Я их искал восемь лет, — чуть ли не дрожащим от ярости и отчаяния голосом сказал он.
— И что с того?
— Я могу далеко зайти, мне ведь абсолютно нечего терять.
Сен-Симон хихикнул, глядя на него как на упрямого ребенка.
— Идите-ка домой, мой мальчик. Хотите, я дам вам с собой круассанов? У меня, между прочим, отличный парижский кондитер.
