В этом плане могила Якоба стала идеальным местом.
С другой стороны, это вызывало отвращение на интуитивном уровне. В том, чтобы возводить надгробия и мавзолеи, было что-то противоестественное. Кому нужна эта роскошь после смерти? Явно не тем, кто под землей.
Она старалась получить о смерти как можно больше информации, не только изучая ее, но и пытаясь по-своему… понять. Во время прохождения практики в клинике Алиса могла часами наблюдать, как умирают пожилые, взрослые и дети. Смерть сквозила в их лицах и отражалась в ее глазах. Она отслеживала терминальное состояние, фиксировала его в памяти как посмертные снимки, но момент ухода всегда ускользал. Где пересекалась эта граница между живыми и мертвыми?
А вскрытие… в этом она достигла преждевременного совершенства, быстро и точно диагностируя причины смерти, отчего присвистывали даже опытные патологоанатомы. Алиса разобрала на части множество людей и собрала их снова по заданному образу и подобию. Она являлась чернорабочим безвестного творца человечества, анализируя элементы чужого замысла, ища в них тайну созидания и разрушения. Но никакого секрета не было.
Конец — это просто конец.
Где же так называемая душа? Человек должен быть конструкцией более сложной, чем плоть и кровь. Или же ей очень хотелось верить, что люди — больше чем их физические оболочки.
Эти мысли прервали чьи-то легкие шаги и обрушившийся на нее неожиданный вопрос:
— Алиса? Далеко же тебя Белый Кролик завел…
Подняв голову, она увидела Люка Янсена.
Ее словно по голове чем-то огрели, настолько тот странно выглядел при свете дня.
— Ого. Вот уж не думала, что встречу тебя снова, — пробормотала она. — И впервые вижу тебя одетым.
Он саркастически хмыкнул и заявил:
— Не могу же я по улице бегать, как Маугли. Разрешишь присесть?
— Пожалуйста, — пожала плечами Алиса, отодвигаясь. — Ты… приходил к Сабрине?
Это казалось логичным.
— Нет, она похоронена в Цюрихе.
С момента их встречи прошло почти две недели, и по телевизору говорили, что группа Inferno № 6 отправилась гастролировать по Скандинавии.
О странном вечере, полном недомолвок и пугающей откровенности, она уже не вспоминала, хотя тот разговор оставил после себя много мыслей. Не все из них удалось усвоить ясно.
Люк стянул очки, щурясь на солнце. Видеть его ненакрашенным было еще необычнее.
— Тогда что ты тут делаешь? Оправдываешь славу кладбищенской звезды?
Он засчитал ее издевку, снисходительно усмехнувшись.
— Прячусь от своего менеджера, он меня задолбал. И случайно заехал на кладбище. Иронично, что сказать. А ты что тут забыла, девушка из морга? Тоже имидж поддерживаешь?
Придумать Алиса ничего не успела. Взгляд Люка стремительно скользнул по могиле Якоба и в конечном итоге наткнулся на лежащий у подножия креста белый конверт.
Объяснение было неизбежно.
Некоторое время они молчали, а потом Люк кивнул на письмо и поинтересовался:
— Это тебе?
Ответ вдруг вылетел из нее быстрее, чем она успела его обдумать:
— Нет, это ему от меня.
— Ну давай, теперь твоя очередь рассказывать свою грустную историю.
— Еще чего, чтобы ты потом об этом спел? — усмехнулась она.
Люк подавил очередную ухмылку и спросил:
— Секрет за секрет. Давай, Алиса.
Неожиданно от его вкрадчивой интонации и знакомой полуулыбки возникло ощущение, что она беседует со старым другом, хотя они виделись всего раз, неделю назад. Внезапно тяжелый замок в груди отворился и ей захотелось открыться Люку, как близкому человеку.
— Это… мой парень. Он покончил жизнь самоубийством, когда я оставила его ненадолго одного. Выстрелил в голову.
Он смотрел на нее, не произнося ни слова. Кожей ощущалось, как его внимание заостряется с каждой секундой. В его лице мелькнуло даже странное торжество, словно он нашел подтверждение какой-то гипотезе.
«Так значит, и ты. Ты тоже осталась», — говорило его молчание.
Атмосфера общей невысказанной тайны, случайно возникшая между ними в его доме, концентрировалась вокруг снова.
— Что значит когда ты его оставила… одного?
— Он был болен. Я должна была его контролировать.
— Должна? Так ты девушкой ему была или надзирателем?
— Уже не знаю, — отстраненно произнесла она, смотря куда-то в середину креста.
Она рассказала Люку обо всем, словно открывая дверь. И сквозь эту щель потекла вереница слов, неизвестно для кого хранимых, но сейчас они впервые нашли верного слушателя.
…Однажды девушка по имени Алиса наткнулась на ночной улице Берлина на одинокого замерзшего парня. Он торчал на станции метро «Ослоер-штрассе» и кутался в кожаную куртку, которая совсем не грела.
Его можно было принять за очередного джанки, которыми Берлин полон до краев. Пустой, ищущий взгляд, трясущиеся руки. Зрачки расширены, глаза смотрят на тебя, но не видят.
В его взгляде расслаивалась вселенная. Или же это было разложение его души.
Почему-то Алиса сразу поняла, что он не наркоман. И чем дольше она за ним наблюдала, тем тревожнее ей становилось. Он не ждал поезда, в отличие от нее. Он вообще ничего не ждал. Его пережевало и выплюнуло на обочину жизни. Все в его виде кричало об этом, хотя он не издавал ни звука.
Его взгляд остановился на ней, и где-то произошло короткое замыкание. Якоб оторвался от стены и двинулся следом. Якоб шел по станциям метро и темным запутанным улицам, и так до самого Фриденау. Когда Алиса остановилась, он замер, как ее вторая тень.
Возможно, следовало бежать, да так, чтобы он никогда ее не догнал. Но оба в тот час оказались в ловушке странной корреляции друг с другом. В преломляющемся фонарном свете Алиса увидела больного измученного человека, который нуждался в помощи и по какой-то причине узрел ее в ней. Его взгляд все время о чем-то безустанно молил.
Чего он хотел? Что искал, раз без раздумий последовал за ней, как доверчивый щенок?
События стали нанизываться, как бусины на нить.
Кто-то из них эхом сказал: «Эй…» Невесомое касание ее запястья и вживление в чужой облик по какому-то зову. Странное знакомство без имен и лишних слов.
Сама не зная как, Алиса вывела его из-под земли, и он дошел до самой двери ее квартиры. И она впустила его, потому что за него было страшно. Этот парень выглядел так, будто вот-вот сделает что-то опасное. Никогда она не испытывала чувства такого иррационального беспокойства за незнакомого человека. То, с какой покорностью он побрел за ней, говорило только, что ему действительно больше некуда идти.
