– А вы не думали о доме родителей Джорджа в Кэт-Пойнте? – спросила я. – Кто-нибудь там проверял?
– Но это же шесть миль через мост, – в ужасе прошептала Мейси, и я поняла: она представила, как Бекки идет в темноте по мосту.
– Есть и другие способы его пересечь, – заметил Лайл, беря ее за руку.
– Например, поймать машину. – Я быстро отыскала в телефоне номер Марлен и нажала кнопку вызова. Она ответила после второго звонка.
– Джорджия… – произнесла она глухим от слез голосом.
Я не дала ей больше ничего сказать.
– Мне нужен адрес дома твоей матери. Есть шанс, что Берди и Бекки поехали туда.
– Дом много лет стоит заброшенный, Джорджи. Он находится на грунтовой дороге сразу за домом Прюиттов. Если захватишь меня, я покажу дорогу.
– Буду у тебя через пять минут, – кратко сказала я, уже сбегая по лестнице.
– Поедем в патрульной машине, – предложил Лайл, спускаясь за мной. – У меня маяки и сирена. Когда мы их найдем, я вызову подкрепление, чтобы мы могли привезти их домой.
Почти успокоенная его оптимизмом, я согласно кивнула, и мы все бросились к его джипу.
Уже в машине я резко выпрямилась на сиденье:
– Надо сказать дедушке, что уезжаем, чтобы он не волновался.
– Думаю, он знает, – отозвался Джеймс, показывая на боковое окно.
Окно внутри джипа не открывалось, и прежде чем я успела попросить Лайла открыть его, чтобы крикнуть дедушке, куда мы едем, он надавил на газ и мы выехали на дорогу. Я бросила последний взгляд в заднее окно и увидела: дедушка смотрит нам вслед, горбясь больше обычного, и на лице его такая печаль, какой я никогда прежде не видела. «Разве грех – любить слишком сильно?» Я будто услышала эту фразу, произнесенную его голосом.
Мы заехали за Марлен, затем промчались по мосту через залив к Истпойнту. В конце моста Марлен указала на поворот, и у меня сжалось сердце от страшного предчувствия, когда я представила, как Берди и Бекки спускаются с моста к берегу в кромешной тьме. Мы выехали на грунтовую дорогу. Шины скрежетали по песку и ракушкам, оставляя за нами пыльный след.
– Сбавь скорость, – попросила Марлен. – Как же все изменилось… Думала, узнаю сразу, но тридцать лет прошло… – Она пристально вглядывалась в темноту за боковым окном и наконец скомандовала: – Поверни тут.
Лайл послушно свернул, и еще с полчаса мы ехали по такой же грунтовой дороге. Каждая минута напряженного ожидания убивала нашу надежду.
Следуя за изгибом дороги, Лайл чуть было не свернул влево, однако Марлен остановила его, тронув за руку.
– Их дом у воды, езжай к берегу.
Дорога неожиданно вильнула вправо. Лайл повернул – и внезапно остановился. Словно по волшебству в свете фар возникла Бекки. Она бежала к нам. В шортах и футболке. В одной руке – кролик, другой бешено нам машет.
Не дожидаясь полной остановки машины, Мейси выскочила и помчалась ей навстречу. Я хотела броситься следом, но Джеймс меня удержал. Бекки, не останавливаясь, чтобы обнять мать, схватила ее за руку и побежала дальше к джипу.
– Берди поранилась! – крикнула она даже без намека на заикание. С серьезным, как у взрослой, лицом, словно критическая ситуация выявила ее истинное мужество. – Я покажу вам, где она.
Мейси усадила ее на колени, и мы поехали дальше.
– Сюда, – воскликнула Бекки, указывая на тропинку, едва заметную в зарослях бурьяна.
Мы проехали по ней метров пятьдесят, когда Марлен резко выпрямилась.
– Вот он! Справа, – сказала она, указывая на покосившийся деревянный дом. Блеск воды позади него только подчеркивал впечатление заброшенности.
Лайл остановил машину перед крыльцом, выключил сирены и маяки – звук, такой же неуместный в этом безлюдном месте, как птичьи трели на похоронах. В кронах высоких сосен и кедров, окружающих дом, стрекотали цикады, почти заглушая тарахтение одинокой лодки в заливе.
Я узнала остатки ярко-зеленой краски, которая покрывала ставни и переднюю дверь. И подумала о диких животных, которые могли здесь затаиться, о змеях, пумах и прочем зверье, о котором и думать не хотелось.
– Она в доме? – спросил Лайл.
Бекки кивнула, слезая с колен матери и ведя нас к передней двери. Лайл попытался выйти вперед, чтобы защитить Бекки от вероятной опасности, но она рванула вперед, распахнула дверь и побежала в темную глубь прихожей.
– Берди! Я вернулась! Мама и папа приехали!
Мы прошли за ней через комнату, пропахшую плесенью и экскрементами животных. В комнате стоял один только древний диван. Судя по клочьям набивки, какое-то невидимое существо сделало его своим гнездом.
Пустая комнатка позади дома прежде служила кухней. Линолеум на полу потрескался, отслоился и выглядел как чешуя гигантской рыбины. Бекки подбежала к кладовке и села на колени у люка в полу.
– Берди! Ты еще там?
– О господи! – выдохнула Марлен. – Там отец хранил самогон. А мама разрешала вашему деду хранить свой мед, когда был богатый урожай. – Она придержала рукой Лайла. – Осторожно, доски пола вокруг люка могли прогнить.
Лайл велел Бекки отойти от края, осторожно приблизился к люку и посветил вниз фонариком.
– Берди? Это я, Лайл! Ты меня слышишь?
В ответ раздался стон. Мы с Мейси опасливо приблизились, вглядываясь во тьму. Берди лежала на боку, на кирпичном полу, покрытом зеленой слизью. Ее глаза были открыты, грудь поднималась и опускалась. Правая нога согнулась под неестественным углом.
– Вы пришли, – проговорила она с удивлением в голосе, будто не ожидала. Облегчение, что мы нашли их обеих, заслонило собой удивление от того, что Берди заговорила впервые за много лет.
– Осторожно, – предостерег Лайл, медленно опускаясь в люк. – Здесь около полутора метров высоты. Думаю, она сломала ногу.
Подойдя к Берди, он прощупал ее пульс, затем осмотрел ногу.
– Ты так напугала нас, Берди, – произнес он. – Мейси, вы с Бекки отойдите подальше. Я вызову помощь. Берди нельзя перемещать, пока «Скорая» не приедет. Джорджия, можешь спуститься сюда и подождать вместе с ней?
Я кивнула. Лайл помог мне спуститься и отдал фонарик, и я села на сырые кирпичи рядом с матерью. С удивлением обнаружила, что плачу. Словно в тот момент я поняла, как мы были близки к тому, чтобы оставить все невысказанным. Наверное, в глубине души я надеялась, что у нас еще есть время, чтобы заново переоценить прошлое. Но времени, конечно же, не было. Эти последние несколько месяцев научили меня тому, что время – туго натянутая бечева, а жизнь – острые, сверкающие ножницы.
– Мама, – проговорила я, беря ее за руку. Пальцы у Берди оказались холодные и влажные, она ответила мне легким пожатием. Я снова стала маленькой девочкой, и все было правильно в моем маленьком уголке мира.
