– Позвоню тебе позже, егоза.
Попрощался с остальными и направился к своей патрульной машине. Мейси ни за что бы в этом не призналась, однако она остро ощутила, как ей не хватает его поцелуя.
– Спасибо, – шепнула Джорджия ей на ухо.
– За что?
– За то, что ты там сказала.
Мейси пожала плечами, испытывая неловкость.
– Учусь у мастеров. Это я должна благодарить тебя, что ты вступилась за Бекки. – Пусть слова слишком сухи, но они должны быть сказаны. Она только хотела бы к ним добавить: «Я сама должна была это сделать. Ты всегда меня опережаешь».
– Можно я поеду в машине тети Джорджии? – спросила Бекки.
Мейси решила проигнорировать неприятное чувство.
– Конечно, дорогая. Увидимся дома.
– Я поеду с вами, Мейси, если вы не возражаете, – попросила Кэролайн. – И если мне позволено пить лимонад в вашей машине.
– Конечно, – улыбнулась Мейси.
Они прошли всего лишь несколько шагов, когда телефон Кэролайн громко пиликнул. Они остановились, Кэролайн посмотрела на экран, вскинула голову и взволнованно сообщила:
– Джорджия, взгляните-ка. Моя сестра Элизабет прислала сообщение. Она пишет, что один из недостающих предметов – суповая чашка. И прислала фото. Такую вы видели у себя дома?
Джорджия встала рядом с Кэролайн – на целую голову ниже ее, даже в босоножках с каблуком – и посмотрела на экран сотового.
– О! – произнесла она, отступая на шаг и слегка бледнея.
– Точно такая же? – уточнила Кэролайн.
Джорджия кивнула, затем подняла глаза на сестру.
– Что это означает? – взволнованно спросила Мейси.
– Возможно, это не индивидуальный заказ, и наша бабушка просто нашла пару предметов от другого такого же сервиза на гаражной распродаже…
– Или оба предмета – из одного сервиза, и часть его каким-то образом оказалась в Апалачиколе, – добавил Джеймс.
Джорджия продолжала смотреть на Мейси, как будто ответ лежал между ними, скрывался в том факте, что Джорджия когда-то видела чашку в комнате их матери, и та велела ей хранить это в секрете.
Мейси втянула в легкие воздух, пытаясь избавиться от ощущения, что она тонет, хватаясь за улыбку Джорджии, как за спасательный круг.
– Нужно побольше разузнать о рисунке, иначе я ничего не понимаю, – натянуто проговорила Джорджия. – Мы должны найти чашку, если она все еще в доме. Будем надеяться, что узор на ней отличается от вашего.
– А почему надо надеяться на другой узор? – спросила Кэролайн.
– Потому что это предметы от одного сервиза, и придется вычислять, как он сюда попал. А я… – Джорджия сглотнула, и ее глаза встретились с глазами Мейси. – Даже не знаю с чего начать. – Она сделала паузу. – И не представляю, что это может значить.
Глава 24
«Когда места для яиц становится мало, царица-матка начинает откладывать яйца, из которых потом вылупятся трутни, затем те, из которых вылупятся кандидатки в новые царицы. Отложив яйца для следующих поколений, старая царица оставляет улей и половину своих детей. Новая царица вылетает ради брачного танца и возвращается в улей, чтобы отложить уже свои яйца – это самая важная функция
ее жизни».
Из «Дневника пчеловода» Неда Бладворта
Берди
Я старалась сконцентрироваться на шорохе цветного карандаша по черно-белой странице, хотя бы для того, чтобы не слышать звуков с чердака. Каждое движение там включало свет в голове, освещая уголок моей памяти, но слишком мимолетно, чтобы я могла что-нибудь разглядеть. Я нажала на карандаш сильнее, размышляя, когда можно будет прекратить. Когда я смогу встать, сама включить свет и начать говорить.
Моим коленям было тесно под детским столиком в комнате Бекки. Мы с ней рисовали в книжке-раскраске, хотя мы обе слишком взрослые для таких развлечений. Один из десятков психотерапевтов, которых я посещала, объяснил Мейси, что арт-терапия может принести мне пользу, и она купила мне кипу «взрослых книжек-раскрасок» и коробку карандашей ста пятидесяти двух цветов – я и не представляла, что столько бывает.
Во многом психотерапевт оказался прав: рисование отвлекало меня от желания выдергивать волосы из головы или резать ножницами свою одежду. Или таращиться в полумрак прошлого, которому, казалось, нет конца и края. Бекки, похоже, тоже нравится раскрашивать. Это успокаивает ее, она даже меньше заикается, когда говорит со мной.
Я попыталась поудобнее устроить ноги под розовым столиком, который, кстати, больше подошел бы трехлетке, чем девятилетнему ребенку. Наверное, Мейси и Бекки об этом знают, но ни та ни другая ничего не делают. Как будто пытаются обеими руками удержаться за детство, боясь отпустить Бекки в неопределенное будущее. Я думаю иногда: уж не передала ли я им обеим свой страх неназванного и непонятого. Страх позабыть свое прошлое.
Шум передвигаемых предметов над нашими головами возобновился. Мейси и Джорджия тщательно обыскивают чердак. Они залезли туда, как только вернулись домой. Только сначала Джорджия показала мне фотографию в телефоне, и у меня в голове словно зажужжал кинопроектор, его яркий луч высветил фарфоровый предмет, спрятанный в углу моей гардеробной. Его там больше нет, я знаю. Он где-то в другом месте, и я рада, что не помню где. Я смотрела на экран телефона, и ни один мускул не дрогнул на моем лице.
– Берди?
Я посмотрела на Бекки, поняв, что она окликнула меня уже не в первый раз.
– Ты выходишь за линии.
На моей странице нарисовано летнее поле – с насекомыми и птицами, и кипарисами по краю. Я выбрала фиолетовый карандаш, потому что он напоминает мне о чем-то приятном, и водила им над полем, не думая о цветах и листьях, перьях и крыльях. Над полем теперь словно поднимался фиолетовый дым, в котором все потонуло.
По чердачному полу протащили что-то крупное. Я села прямо, чувствуя, как мои внутренности превращаются в расплавленный воск. Мне даже почудился его запах, как от погасшей свечи, вновь погружающей все во мрак. Что-то тихо хрустнуло – я раскрыла ладонь и увидела, что сломала карандаш.
Они не найдут. Мысль пронеслась в моем раздробленном сознании, дразня призрачным воспоминанием. Что? Что именно не найдут? Мой разум метнулся прочь от вопроса, не желая знать ответ. Важную вещь. Которая способна разбить сердце.
Я вспомнила то лето, когда в Апалаче собирались снимать кино. В наш дом приходили три раза, сказали, он отлично подойдет для директора или даже для звезд, они остановятся в нем, пока идут съемки. Только понадобится ремонт с новой мебелью и шторами. Им приглянулись бабушкины картины, они сказали, их можно оставить, но, наверное, придется убрать пасеку, пока они будут здесь жить. Отцу такое точно не понравится, но он никогда не умел мне отказывать. Может быть, он должен был отказать, хотя бы в тот раз.
