Кэролайн задумчиво кивнула.
– Каков следующий шаг?
– У меня есть знакомые в самом большом музее лиможского фарфора во Франции, они пытаются найти в старых документах записи с именем Эмиля, которые могли бы привести нас к клиенту. А мы здесь просматриваем конторскую книгу поместья в родном городе художника, надеемся найти запись о вознаграждении, выплаченном либо ему напрямую, либо фабрике Хэвиленда.
Кэролайн, придерживая обжаренную устрицу вилкой, отрезала ножом маленький кусочек.
– Мы знаем, что это – лиможский фарфор конца девятнадцатого века. Разве не достаточно, чтобы определить его цену?
– Безусловно. Я могла бы назвать цену прямо сейчас. Но она может оказаться заниженной. Если это индивидуальный дизайн и клиент был кем-то выдающимся или историческим лицом, реальная цена окажется гораздо выше. Если мы все же не найдем дополнительную информацию, тогда, думаю, сможем предположить, что это не индивидуальный, а просто ограниченный выпуск, и поставить точку. И на основе этого предположения я смогу подготовить оценку стоимости.
Я покосилась на Джеймса.
– Ваш брат мне очень помог – часами искал в Интернете, просматривал каталоги. Вероятно, теперь он сумеет описать десятки лиможских рисунков, даже если разбудить его посреди ночи.
Уголки рта Джеймса едва заметно дернулись. Он взял кусочек хлеба и обмакнул в крабовый дип.
– Ваша бабушка когда-нибудь рассказывала вам об этом фарфоре? Джеймс говорит, он помнит только то, что она им очень гордилась и никогда не пользовалась. Но вы старше, может быть, вспомните что-то еще?
Кэролайн изящно вытерла уголки губ салфеткой.
– Я помню, как бабушка жалела, что пары предметов не хватает. Она оставляла для них место на полке, как будто ждала, что когда-нибудь они объявятся. Впереди и в центре она оставляла большое пространство – видимо, для крупного предмета.
– Может, тот предмет разбился?
– Не знаю. Однако, полагаю, если бы он разбился, бабушка расставила бы посуду так, чтобы его отсутствие не было заметно.
Я задумчиво посмотрела в свою опустевшую тарелку, мельком подумав, не должна ли смутиться, что съела так много.
– Вы помните, какие там предметы?
Золотистые брови Кэролайн сошлись над переносицей.
– Нет… Я могу попросить Элизабет, чтобы она посмотрела. Она живет в Нью-Йорке и может заехать в бабушкин дом на Лонг-Айленде. А что?
– Пусть пришлет список мне. У Джорджии нет мобильного телефона. – Джеймс поднял руку, останавливая ее попытку возразить. – Обещаю, что не удалю его, не посмотрев, что там.
Кэролайн поморщилась.
– Приятно знать, что брат хранит каждое наше сообщение.
– Может, если бы мои сестры могли сказать мне что-то новое и интересное, был бы соблазн послушать.
Чтобы снять напряжение, которое искрилось между ними, словно статическое электричество, я спросила у Кэролайн:
– Откуда ваша бабушка родом? Джеймс говорил, она привезла фарфор в Америку, когда переехала сюда после Второй мировой войны.
– Это наше предположение. Долгая история. Они приехали из Швейцарии. Бабушка была наполовину француженка, наполовину итальянка. Она переехала в Швейцарию во время войны, где встретила дедушку, швейцарца. Вскоре после окончания войны они эмигрировали в США вместе со всей ее семьей, в которой было семеро детей. Привезли с собой фарфор. Помнишь Джеймс? Красивая любовная история.
Джеймс кивнул.
– Они были очень бедны, – продолжала Кэролайн. – И все вместе жили в двухкомнатной квартире в Бруклине. Потом заболела прабабушка. Некоторых из ее младших детей отдали в другие семьи. Наша бабушка работала продавцом в ювелирном магазине на Манхэттене, ее жалованье шло на лечение бабушки и на жизнь.
– И все же она не хотела продать сервиз? – спросила я.
– Нет, – Кэролайн покачала головой. – Прабабушка заставила бабушку поклясться, что она не продаст ни одного предмета, как бы плохо им ни пришлось.
Они с братом посмотрели друг другу в глаза.
– Наша семья сумела выжить, несмотря на трудности. Мой дедушка поступил в колледж, потом устроился на Уолл-стрит в почтовое отделение брокерской конторы и проработал там всю жизнь. Кроме собственной семьи, он содержал братьев и сестер своей жены. – Потянувшись через стол, Кэролайн положила ладонь поверх руки Джеймса. – В нашем роду были сильные, выносливые люди, правда?
Официантка принесла счет. Джеймс кинул поверх него свою кредитку, потом отодвинул стул и встал.
– Извините, дамы. Мне нужно в мужскую комнату. Буду ждать вас на улице.
Я тоже начала вставать из-за стола, когда Кэролайн вдруг схватила меня за руку.
– Пожалуйста, извините мою дерзость – мы только познакомились – но как он? Как его душевное состояние?
Ее полный тревоги взгляд сказал мне, что я не ошиблась, думая, что Кэролайн приехала не просто навестить брата.
– Кажется, неплохо. Непохоже, чтобы Джеймс был в депрессии или что-то подобное, если вы это имеете в виду. Он с интересом занимается поиском фарфора и, кажется, получает удовольствие, общаясь с моей семьей и другими людьми. – Я помолчала, чувствуя что предаю Джеймса. – Он рассказал мне о жене.
– Что она умерла? Или что-то еще?
Я кивнула.
– Сказал, что у нее был роман на стороне, и он узнал о нем только после ее смерти.
Кэролайн на миг прикрыла глаза.
– Он сказал вам, с кем был роман?
Я покачала головой. Кэролайн долго на меня смотрела, очевидно, что-то обдумывая и сомневаясь, стоит ли продолжать.
– Я скажу вам только потому, что Джеймс уже вам доверился больше, чем он доверяется другим людям. Я знаю, он считает вас другом, что нелегко дается ему сейчас. – Она глубоко вдохнула. – Кейт крутила роман с лучшим другом Джеймса, который был шафером на их свадьбе. И это, очевидно, продолжалось еще с Уортонской школы бизнеса, они там учились все трое. Еще до их свадьбы.
Я прижала пальцы ко рту.
Кэролайн пригнулась ко мне ближе.
– У него был нервный срыв. Мы… мы боялись, что он сделает с собой что-нибудь, поэтому отвели его к врачу, понимаете, он все время повторял, что хочет умереть.
Я понимаю хрупкие умы. Теперь я полностью осознала, что имел в виду Джеймс. Поняла пустоту в его глазах. И почему он сказал, что у нас много общего.
– Из-за этого я приехала. Чтобы убедиться, что с ним все в нормально. Он в порядке?
– Думаю, да. Я рада, что вы мне сказали. И дам вам знать, если замечу какие-то изменения. Хотя я и правда думаю, что с ним все хорошо.
Кэролайн с облегчением улыбнулась.
– Спасибо вам. Не могу передать, насколько мне теперь легче на душе, когда я знаю, что вы рядом с ним.
