Телефон выпал из его руки, и когда Мейси наклонилась, чтобы его поднять, услышала короткие гудки. Она попыталась встретиться глазами с дедом, но он отвернулся. Она хотела спросить, что сказала Флоренс, однако ее отвлекло шуршание колес на подъездной дорожке. Выглянув из окна, она увидела джип Лайла.
Мейси бросила телефон, побежала к входной двери и открыла ее прежде, чем Лайл успел постучать. Он удивился.
– Привет, Мейси. Я не со светским визитом.
Его взгляд переместился за ее спину, и Мейси застыла, догадавшись, что там Джорджия. Снова посмотрев на Мейси, Лайл произнес:
– Мне надо поговорить с твоим дедушкой.
Джорджия шагнула вперед.
– Он нездоров, Лайл. Может, мы тебе чем-то поможем?
Мейси задело слово «мы».
– Лайл, что случилось?
– Мы, кажется, нашли пикап, о краже которого ваш дедушка заявил в 1953 году. Но сначала мне нужно поговорить с ним наедине.
Сзади послышался шум. Мейси обернулась и увидела, как Берди, пытаясь взбежать по лестнице наверх, задела каблуком подол платья и дважды запнулась, прежде чем добежала до конца. Хлопнула ее дверь наверху. Старый дом замер в испуге. И в этой тишине едва слышимый стон перешел в скорбный вой.
Глава 19
«Смена царицы влияет на поведение всей колонии пчел. Эту особенность пчеловоды используют, чтобы контролировать определенные характеристики улья, такие как агрессивность и трудолюбие».
Из «Дневника пчеловода» Неда Бладворта
Берди
Папин грузовик. Я вдруг увидела вещи с пора-зительной ясностью, словно после затмения, когда тень луны соскальзывает с лица солнца. Яркий свет причинил мне боль, но я не могла закрыть глаза, боясь, что перестану видеть. И в то же время боясь, что не перестану.
Мне казалось, я ощущала новизну машины, чувствовала, как горячая приборная панель обжигает мои ладони. Внутри нежно-голубого салона я увидела углубление на сиденье водителя. Там сидел мой папа. Он сказал, что купил голубой автомобиль, потому что этот цвет напоминает ему о глазах моей мамы.
Я вспомнила еще кое-что о папиной машине. Кусочек мрачного воспоминания застрял в моем мозгу, точно камешек в туфле. Я чувствовала, как он царапает меня с каждым шагом, но никак не могла от него избавиться. Я повернула голову, надеясь разглядеть воспоминание полностью, встретиться с ним лицом к лицу. Однако при каждой попытке оно призрачной тенью выскальзывало из поля зрения. Преследуя призрак, я побежала вверх по лестнице, спотыкаясь и падая. Часть меня хотела остаться внизу, в прихожей, смотреть на Лайла и громко петь, заглушая обвиняющие голоса в голове. Спрятаться за той личностью, которой они все меня считали. Но я не могла. В ту минуту – не могла. Возвращение Джорджии повернуло ключик в гигантских часах, их стрелки побежали в обратном направлении, и я слышала только, как время медленно шагает назад.
Я вбежала в гардеробную, потому что собиралась искать до тех пор, пока мои глаза распахнуты, пока я могу видеть. Я скидывала одежду с вешалок и бросала сумочки и туфли на пол, ползала по полу на коленях.
Его здесь нет. Какая-то блуждающая мысль дразнила мой мозг, но я не могла заставить ее задержаться достаточно долго, чтобы ее осознать. Я побежала обратно в спальню и сорвала с кровати простынь, потом забралась под нее, сама не знаю зачем. Тьма сгустилась перед глазами, угрожая скрыть едва обретенную ясность. Я попыталась сосредоточиться на мысли о Джорджии и Мейси. И о Бекки. Я должна сделать это для них. Чтобы спасти их. Спасти нас всех.
От чего? Я сидела посреди спальни на полу, чувствуя, как свет в моем сознании гаснет, как вновь наступает затмение. В полном отчаянии я откинула голову назад и заплакала.
* * *
– Берди?
Я вгляделась в знакомые глаза. Джордж? Нет. Джордж умер.
– Это Марлен, дорогая. Джорджия позвала меня, потому что не знает, что делать. Она сказала, что ты, может быть, захочешь увидеть еще одно знакомое лицо.
Я закрыла глаза, желая увидеть лицо Джорджа, вспомнить, как все было до… До чего? До чего-то, связанного с тем пикапом.
Я сидела на переднем сиденье другого грузовика – того, который отец купил после голубого. Я сидела между отцом и Джорджем, и отец вез нас на танцы в школе. Я вернулась домой из Джексонвиля на пасхальные каникулы. Мама сказала, что отправила меня туда, чтобы я получила хорошее образование, хотя мы обе хорошо знали – на самом деле она хотела разлучить меня с Джорджем. Нам исполнилось по шестнадцать лет, и даже тогда мы держались друг за друга, что было одновременно и хорошо, и ужасно. Мы поверяли друг другу мечты и страхи. И секреты. Самые темные секреты, которые могли утянуть человека на дно, если бы он нес этот груз в одиночку. На мне было розовое кружевное платье с оборочками, вокруг запястья – бутоньерка из гиацинтов, словно наручник. Галстук-бабочка Джорджа – того же цвета, что и мое платье; мы оба делали вид, что не замечаем, насколько оно неуместно среди моря мягкого шифона. Джордж оделся в смокинг. Нас никогда не заботило, что думают другие.
Шершавая рука отвела волосы с моего лба.
– Что ты искала, Берди?
Я помотала головой, желая, чтобы она ушла и перестала мешать моим воспоминаниям, они – все, что у меня осталось от Джорджа.
– Мама?
Это произнесла Джорджия. Должно быть, очень напугана, ведь она не звала меня мамой с тех пор, как была подростком. Я не открыла глаза, но раскрыла ладонь и почувствовала, как ее гладкие тонкие пальцы сомкнулись вокруг моих.
– Я хочу тебе помочь. Если сможешь сказать мне, что ты искала, я помогу тебе найти.
Она пригнулась ближе. Я почувствовала на щеке ее теплое дыхание.
Чемодан. Он что-то для меня значит. Воспоминание о нем навевало аромат лаванды.
Не открывая глаз, я отвернулась от них, однако продолжала держать свою руку в руке Джорджии, не желая, чтобы она уходила. Только я не понимала, какого ответа она от меня ждет. Я зажмурилась сильнее и увидела лицо Джорджа, его светло-голубые глаза и улыбку. Мы стоим у причала, вокруг нас – только вода и свет. Я буду любить тебя, пока звезды светят на небе. Я отвечаю: Я буду любить тебя, пока горит хоть одна звезда.
Я отпустила руку дочери, потянулась к моему возлюбленному, уверенная, что если сильно постараюсь, смогу прикоснуться к нему. Но руки нащупали лишь пустоту.
– Дорогая, позволь нам помочь тебе, – сказал мне на ухо голос Марлен. Затем, ближе и тише, так, чтобы больше никто не услышал, она прошептала: – Это связано с тем пчеловодом, Берди?
Свет снова вспыхнул в моей голове, и лента в проекторе замедлилась. Я изо всех сил старалась держаться за образ Джорджа, ощутить запах его соленого пота. И мне удалось. Он сидел в старом голубом грузовике папы и смотрел на меня с пассажирского сиденья. Папа был за рулем. Джордж не улыбался. Что-то не так. Я силилась понять, что меня расстраивает. Я окликнула его по имени, но Джордж как будто не услышал. Они уехали, обдав меня выхлопным газом. Я видела его лицо, и мне было больно от того, что он плачет.
