– Наверное, я слишком боюсь.
– Боитесь?
Я остановилась, чтобы обдумать эту мысль, понять, чего же именно я боюсь.
– Боюсь, что она не захочет со мной говорить. Что отвернется и уйдет, и все останется, как прежде. Ведь тогда я потеряю всякую надежду. Надежда – единственное, что у меня еще есть.
– А что, если не отвернется?
На это ответить мне было нечего. Я увидела, что Бекки остановилась и смотрит на нас, уперев руки в боки – поразительно похоже на Мейси. Затем она зашагала дальше.
– Если мы не поторопимся, я не увижу Пако! – заявила она, когда я с ней поравнялась.
– Кто такой Пако? Твой дружок?
Бекки сморщила нос, как будто лизнула что-то горькое.
– Нет. Пако – славный маленький песик. Он живет рядом с картинной галереей на углу И-стрит и рыночной площади. Мистер Линдсли разрешает его гладить.
– Мы всегда можем вернуться, – заметила я, пряча улыбку.
Мы прошли еще полквартала, и Джеймс вновь заговорил:
– Моя жена работала архитектором. Любила современные пространства из хрома и стекла, ее стиль. Она спроектировала несколько художественных галерей и даже получила известность. Хоть я и не понимал ее любви к острым углам и жестким поверхностям, я по-настоящему гордился ее достижениями. Стоило сказать ей раньше.
Мне не требовалось спрашивать, почему он рассказывает мне об этом. Он отлично играл роль рефери, когда я поверяла ему какую-то часть своей жизни, он отвечал тем же. Я еще не узнала Джеймса Графа достаточно хорошо, однако видела, что он добрый и искренний человек и не скрывает своих ран под маской ложной храбрости.
Мы снова догнали Бекки. Она дожидалась нас с насмешливым видом.
– Мы никуда не успеем, если вы будете тащиться как черепахи!
Я взглянула на часы: мы шли всего десять минут.
– У нас еще полно времени. Я хочу показать мистеру Графу памятник Джону Горри.
Бекки закатила глаза. Приятно было видеть, что она способна вести себя как нормальная девчонка, словно у нее нет сумасшедшей бабушки или раздельно живущих родителей.
– Это обязательно?
– Да. Весь мир должен знать о Джоне Горри. Лично я считаю, что его надо причислить к лику святых.
– Это уж точно. Мы проходили его по истории.
– А кто он? – с улыбкой спросил Джеймс.
– Расскажи ему, Бекки, – предложила я.
Она сделала глубокий вдох, чтобы не заикаться, и стала рассказывать:
– Он изобрел машину для производства льда и механического охлаждения. На основе его изобретения создан современный кондиционер. Наша учительница говорит, что если бы не Джон Горри и кондиционеры, у нас на юге даже не было бы больших городов. А я сказала ей, что лучше бы жила во Флориде при тысяче градусов тепла, чем замерзла бы до смерти где-нибудь в другом месте.
Я однажды сказала в точности то же самое и подумала, что Мейси, вероятно, так понравилась фраза, что она повторила ее при Бекки.
– Серьезное заявление, – заметил Джеймс.
– Это правда! – Бекки посмотрела на меня, ища поддержки, и я с энтузиазмом кивнула.
Мы подошли к единственной круговой развязке дорог в Апалачиколе. В центре зеленой лужайки стояли две пушки времен Гражданской войны, а вдоль дороги располагались главные местные достопримечательности – музей Горри, библиотека и церковь Троицы. Мы остановились перед большой цементной урной, стоящей на высоком постаменте с четырьмя белыми ступенями.
– Полагаю, место его упокоения? – спросил Джеймс.
Я кивнула.
– Изначально он был захоронен там, где сейчас парк Лафайет. Но когда строили парк, все захоронения переместили.
Бекки прищурилась.
– Ты имеешь в виду, я играла на кладбище?
– Они ведь убрали оттуда останки, – с серьезным видом сказал Джеймс. – Но могли, конечно, и забыть пару скелетов…
Бекки содрогнулась.
– Если бы у тебя был телефон, тетя Джорджия, ты могла бы сделать селфи.
Я посмотрела на нее, пытаясь взглядом передать мое отношение к людям, которые неустанно фотографируют себя своими телефонами.
– Ну знаешь? Фотографию с памятником на заднем плане, – пояснила Бекки.
– Я знаю, что такое селфи, – ответила я. – Но зачем оно мне?
– Чтобы опубликовать его на своей страничке в «Фейсбуке», в «Инстаграм» или «Твиттере».
Настал мой черед закатывать глаза.
– Ты думаешь, человек, который не имеет мобильного телефона, пользуется соцсетями?
Бекки поморщила носик.
– Ну… нет, наверное.
Я нагнулась к ней. Я обнаружила, что Бекки перестает заикаться, если показать ей, что действительно хочешь услышать то, что она говорит.
– Мама сказала, что «Фейсбук» – место для тех, кто не боится, что их знакомые выложат какие-нибудь старые постыдные фотографии. – Она смущенно посмотрела на меня. – Моя подруга Бриттани очень расстроилась, когда ее мама выложила ее детские фотки в ванной, да еще и отметила ее на фотографии.
Приближающийся рев мотора отвлек нас от обсуждения неприятной темы. Окна в машине были опущены, и, заслышав песню группы «Чарли Дэниелс», я взмолилась, чтобы это не оказался тот, о ком я подумала. Но когда обернулась и увидела красный «Камаро», краска которого выгорела до темно-розового, вспомнила, что бог давно не отвечает на мои молитвы. Водитель остановил машину у тротуара. Поверх опущенного стекла лежала загорелая рука, татуированная от плеча до запястья.
– Джорджия Чамберс! Я еще в квартале отсюда углядел твои волосы! А когда подъехал поближе и разглядел твою задницу, понял, что это точно ты. – Он усмехнулся, сверкнув белыми зубами. – Иди сюда, детка, поцелуй меня. Как в старые добрые времена!
Я знала, что должна что-то сказать, но не могла придумать достойного ответа, который можно было бы произнести при Бекки. Или при Джеймсе.
– Бобби Стойбер, – наконец удалось мне выдавить из себя. Тяжелое имя, как пушечное ядро.
Он склонил голову к плечу.
– Это все, что у тебя есть для меня, дорогуша?
Краем глаза я заметила, как Джеймс сделал шаг, и решила, что он хочет уйти. Меня охватило смятение, однако я была настолько в ужасе от ситуации, что не успела разобрать, почему.
А Джеймс уже стоял возле водителя, протягивая ему руку для рукопожатия.
– Джеймс Граф. Деловой партнер Джорджии. Приятно познакомиться.
Бобби секунду таращился на его руку, потом пожал ее. Улыбка расползлась по его лицу, словно пролитое масло.
– Ага. Взаимно. «Деловой партнер», говорите? Это так она теперь своих дружков называет?
