– Почему?
– Наверное, сестры бы посмеялись над моими философскими потугами, но вы – учитель, и я постараюсь выразить свою мысль как можно точнее. – Джеймс ненадолго задумался и сделал глубокий вдох. – Я всегда считал, что меня тянет к воде потому, что я вижу в ней бесконечный источник обновления. С каждой волной, с каждым приливом вода очищает берег от всех несовершенств.
Мейси снова к нему повернулась, желая спросить, от чего он испытывает необходимость очиститься, однако сдержалась. В Джеймсе чувствовалась такая печаль, к которой она не была готова – в ее собственной лодке и так достаточно тяжкого груза, лишнее может ее потопить.
После короткой паузы он заговорил первым.
– Какие новости о дедушке?
– Собираюсь навестить его сегодня после обеда. Я говорила с врачом. Инсульт лишил деда способности разговаривать и ходить. Как только его состояние стабилизируется, доктора начнут проводить реабилитацию, прежде чем выписать. На восстановление всех функций организма могут уйти месяцы или даже год. Мы переделаем дедушкин кабинет на первом этаже в спальню, поставим туда оборудование для реабилитации и будем надеяться на лучшее.
– Как восприняла все это Бекки?
Мейси увидела в глазах Джеймса искреннюю заботу. Никто другой не догадался задать этот вопрос, и на душе у нее потеплело.
– Я беспокоюсь о ней. Она приняла случившееся близко к сердцу – как будто уже потеряла дедушку. Бекки очень чувствительна, у нее сильно развита эмпатия. Думаю, влияние моей матери – вся эта драма не могла не затронуть ребенка.
– Не думаю, что эмпатия – плохо. Моя старшая сестра такая же. У меня ушли годы на то, чтобы понять – она просто видит больше, чем остальные. Я жалею, что раньше мало к ней прислушивался.
В его тоне звучало почти предупреждение. Мейси отвернулась от окна.
– Давайте я позвоню тете Марлен и передам Джорджии, что вы ее ждете?
Она потянулась к карману джинсов, потом вспомнила, что оставила свой мобильный телефон наверху.
Джеймс взглянул на нее, сузив глаза.
– Почему Джорджия не желает иметь сотовый? Вы сказали, я могу спросить у вас как-нибудь.
Мейси помолчала, вовсе не уверенная в том, стоит ли отвечать на этот вопрос.
– Скажешь ему или я сама расскажу?
Джеймс и Мейси удивленно обернулись. Джорджия уверенным шагом прошла в комнату, бросила на стол новую порцию каталогов и, не дожидаясь ответа, заявила:
– Ненавижу телефоны, потому что они вторгаются в мою жизнь, мешают, отвлекают от занятий. Когда я жила здесь, терпеть не могла звонить дедушке, чтобы сообщить, где нахожусь – главным образом потому, что обычно находилась не там, где должна была, и не с тем, с кем следовало. Думаю, нежелание быть доступной по телефону и, возможно, чувство вины перенеслись и в мою взрослую жизнь. Да, для работы быть на связи необходимо, но если я и говорю по телефону, то делаю это вынужденно.
Джеймс выслушал Джорджию, не меняя выражения лица.
– Мальчишкой я кидался сырыми яйцами в прохожих с нашего сорокового этажа. Мне долго удавалось оставаться непойманным, пока кто-то, наконец, не вызвал полицию. Я спрятался под кровать, а моя сестра открыла дверь и спокойно сказала им, что она дома одна и что обещает посмотреть, кто кидается. Мне потом пришлось целый месяц застилать ее постель и делать за нее математику, чтобы она не рассказывала ничего отцу.
Мейси скрестила руки на груди.
– Я думаю, история Джорджии хуже.
Джеймс сел возле стола.
– Я рассказал это не для того, чтобы сравнить, кто вел себя в юности хуже. А для того, чтобы вы знали: я прекрасно понимаю отношения сестер. Никого другого мы не можем любить и ненавидеть одновременно.
Мейси встретила взгляд Джорджии, и ее щеки порозовели. Она ощутила себя маленькой девочкой, которую только что застали за издевательством над сестрой на детской площадке. Чтобы чем-то занять себя, она убрала со стола свечи и фруктовую чашу и сдвинула книги к центру, чтобы до них было удобно дотянуться с любого места. Затем села напротив Джеймса и выжидательно посмотрела на сестру.
– Так, давайте продолжим. Чем раньше начнем, тем скорее закончим.
Джорджия молча села между Мейси и Джеймсом и положила каждому по книге. Увидев, как она выставляет перед собой расколотое блюдце, склеенное скотчем, Мейси невольно поморщилась, вспомнив, как оно разбилось, а также то, как звук бьющейся посуды расстраивал Джорджию в детстве. Казалось, даже тогда Джорджия была склонна винить себя за любые происшествия – за чашку, соскользнувшую с блюдца, или дверь, хлопнувшую о стену. Или за смерть отца, выстрелившего себе в голову из-за того, что не мог жить без ее матери.
Пытаясь прогнать мысли, способные смягчить ее отношение к Джорджии, заставить ее забыть, что сестра взяла на себя вину за одно – последнее – преступление, Мейси посмотрела на лежащую перед ней книгу и вслух прочла заголовок:
– Арлен Шлейгер. «Двести узоров хэвилендского фарфора». Звучит интригующе.
– На самом деле очень интересно. Джеймсу я уже рассказывала, но повторю для тебя. – Джорджия как-то умудрилась произнести это без тени самодовольства. – Хэвиленды были американцами. Они построили фарфоровые фабрики в районе Лиможа во Франции, потому что там находилось месторождение белой каолиновой глины, необходимой для производства прочного ярко-белого фарфора. Семья Хэвилендов достигла большого успеха. Они даже разработали особый узор для Белого дома при Линкольне. Хэвилендский лимож и в наши дни очень популярен и часто появляется в списках подарков на свадьбу.
Джорджия с энтузиазмом улыбнулась, и Мейси представила сестру перед группой коллекционеров или инвесторов, слушающих ее с неотрывным вниманием. Она ощутила внезапный прилив гордости, словно испытывала гордость за себя. Как в детстве, когда любая обида, любая радость делились на двоих. И любая отравленная стрела убивала каждую из них.
Джорджия продолжала:
– Большинство покупателей считает хэвилендский лимож французским, но, как видите, это не так. И, что интересно, в начале девятнадцатого века успех хэвилендского фарфора побудил других членов семьи открыть конкурирующие фабрики. Совершенно новый уровень «соперничества между братьями и сестрами», верно?
Мейси вздохнула.
– Здесь много книг, а мне нужно вернуться на работу в понедельник. Ты можешь просто объяснить, что искать?
– Да, конечно. Вчера я просила Джеймса искать в каталогах такой же рисунок, как на его сервизе, и хочу, чтобы он пока продолжал это делать. А ты будешь искать в другом месте. Я почти уверена, что точно определила бланк – так называют форму посуды. Я считаю, что это бланк номер одиннадцать, выпущенный заводом «Хэвиленд и Ко» во второй половине девятнадцатого века. Если мы будем на сто процентов уверены, что так оно и есть, станет ясен примерный временной период, а значит, и номера узоров, которые нам нужны.
