В ушах у меня зазвенело, но через минуту я поняла, что это не звон. Это воспоминание о жужжании пчелок, рабочих пчелок, которые падали на землю в предсмертных муках, подергивая маленькими, слабыми прозрачными крылышками.
Трясущейся рукой я взяла сумочку с твердым предметом внутри, вспоминая разбитые чашку и блюдце и кровавые пятна на розовой юбке. Все это как-то связано между собой, и где-то в дальнем уголке моего сознания я знаю, как. Но я не выпускала ответ из его темного угла, не могла позволить ему сбежать.
Я вернулась в комнату и подошла к большому комоду. Выдвинула широкий нижний ящик с одеждой, посыпанной сверху пустыми конфетными обертками, точно хлебными крошками. Смахнула бумажки в сторону, приподняла старое платьице, в котором крестили обеих моих дочерей, и, положив сумочку под него в самый дальний угол, задвинула ящик.
Мне послышалось, как внизу хлопнула дверь, и я выглянула из окна башни, выходящего на залив. Джорджия шла по деревянному настилу, ее лицо было повернуто к солнцу. Она остановилась на краю настила и наблюдала, как летает над водой большая коричневая птица.
Джорджия так красива. Я ошибалась, думая, что раз она так похожа на меня внешне, значит, точно такая же, как и я. Чем больше я пыталась втиснуть ее в свои рамки, тем сильнее она сопротивлялась. Я уважала ее за это противостояние. Оно сделало ее сильнее. И, наверное, она это уже поняла.
Джорджия развернулась и пошла обратно по пристани. На лице у нее застыло такое же выражение, как и в детстве, когда она понимала, что ее желания прямо противоположны моим.
Мне нужно, чтобы она была сильной. Свет в моей голове разгорался все ярче, показывая то, что там спрятано. Я знала, что осталось недолго, но Джорджия сможет помочь. Я лишь надеялась, что они с Мейси помирятся, потому что черпают силу друг в друге. Набегающая волна окатит нас всех, и только сильный сумеет устоять на ногах.
Я легла обратно в постель и позволила темноте вновь надо мной сомкнуться, молясь, чтобы свет опять не проник за занавес. Я не хотела помнить, что только что сделала. Воспоминания наступали, пытались разогнать черноту. Воспоминания о другом предмете, увиденном в гардеробной. Он все еще там, ждет, когда его обнаружат. Он напоминает мне о давно забытом человеке. Об улыбке. О песне. Я закрыла глаза, чтобы воспоминания угасли. Мои губы прошептали имя, которое я не произносила долгие годы.
Глава 13
«Тот не достоин сот медовых,
Кто ульи стороной обходит,
страшась укусов».
Из «Дневника пчеловода» Неда Бладворта
Мейси
Несколько часов Мейси пролежала в постели, безуспешно пытаясь заснуть, и когда на улице окончательно рассвело, встала и спустилась вниз. Заглянула в столовую и с удовлетворением отметила, что Джорджии там нет. Она уже собиралась пойти на кухню, чтобы приготовить кофе, когда заметила чепчик на полу, там, где он вчера упал, и воспоминания, острые и режущие, нахлынули с новой силой.
Есть вещи, которые мать никогда не забудет. Запах маленькой головки с нежным пушком, ощущение удивительно нежной кожи, плач твоего ребенка, который ты сразу узнаешь из десятков младенческих криков. Все это остается в сердце, даже если ребенка уже нет.
Бекки хотела иметь сестричку – почти так же сильно, как Мейси хотела забыть свою. Она рассказала дочери о Лилианне, умершей за два года до ее рождения. Мейси тогда еще училась в колледже. Они с Лайлом поженились совсем юными, но Мейси хотела сразу завести детей и после двух выкидышей забеременела Лилианной.
Бекки слушала ее с серьезным лицом, а потом, после короткой паузы, спросила, не собирается ли Мейси подарить ей братика или сестричку. Мейси солгала, сказав, что пока не знает. Не могла признаться дочери, что, по словам врачей, надежды на это почти нет.
Скорбь и чувство вины из-за Лилианны крепко ударили по ее браку. Сначала это был словно маленький скол на ветровом стекле, и с каждым последующим ударом трещина росла. Прошли годы, прежде чем брак развалился, но к тому времени заделать трещину было уже невозможно.
Мейси подняла чепчик, аккуратно сложила, вернула в ящик буфета. Не успела выйти из столовой, как в переднюю дверь постучали. Ну вот, а она без макияжа, в пижамных шортах и футболке. Мейси досадливо поморщилась, решив, что Лайл привез Бекки, затем вспомнила, что сегодня суббота и Бекки наверняка еще спит.
Мейси открыла дверь и, увидев Джеймса, вновь испытала досаду. Как он красив. Она подумала о помаде, которую Берди держит на такие случаи в прихожей, в ящике стола.
Стараясь не показываться полностью из-за двери, Мейси приветливо ему улыбнулась.
– Доброе утро. Ищете Джорджию? Ее нет. Но, скорее всего, приедет, потому что ее каталоги здесь.
Он улыбнулся, и Мейси увидела в его глазах то, что не заметила раньше – не темноту, но как будто отсутствие света. Знакомый взгляд, у Лайла и Берди такой же. И в отражении ее собственного лица в зеркале. У Джеймса был вид человека, который пережил катастрофу, однако из-за шока едва это понимал.
Мейси открыла дверь шире.
– Можете войти и посмотреть каталоги, пока ждете.
– Вы точно не возражаете? Я могу вернуться попозже.
– Прошу, заходите. Я даже могу вам помочь.
Джеймс поднял брови, но Мейси уже отвернулась, чтобы закрыть дверь.
– Я отнесла бо́льшую часть каталогов в столовую, хотя Джорджия, кажется, оставила несколько штук на диване в гостиной. Можете забрать их оттуда и добавить в общую стопку. Я еще не готовила кофе, однако все необходимое есть на кухне, не стесняйтесь, приготовьте себе сами. Я поднимусь наверх, переоденусь.
Когда она вернулась, Джеймс стоял у окна в столовой, глядя на залив, мерцающий в лучах утреннего солнца. В конце пристани, подобно стражу, замер баклан, высматривая в волнах добычу. В прежние времена Мейси схватила бы камеру и сфотографировала птицу. Только все это было раньше, до того, как материнство, работа и боль старых ран вытеснили из ее жизни прежние увлечения.
– Здесь так красиво, – проговорил Джеймс. Было очевидно, что он сказал это не из простой вежливости. – Что-то есть такое в воде…
Его голос затих, и Мейси показалось, что у него перехватило дыхание.
– Вы часто ходите на пляж? Насколько я знаю, вы живете в центре города…
Он обернулся, и она вновь встретилась с его печальными глазами.
– Семья моей жены владеет домом на массачусетском берегу, мы с женой ездили туда, когда позволяла работа. Жаль, не очень часто. – Джеймс опять повернулся к окну и продолжил разглядывать спокойную гладь залива. – Что-то в воде… Кейт… моя жена… говорила, что всех нас тянет к воде потому, что мы из нее и вышли. Из воды в утробе матери. Мягкое покачивающее движение возвращает нас к тому времени, когда нас любили безо всяких условий и защищали от всех тревог. Хотя я не уверен, что вполне с этим согласен.
