Старая Иззи, та, что существовала до всех этих событий, возможно, ответила бы ему. Возможно, накричала на него или посоветовала отвалить. Но она ушла. И все, на что у меня хватает сил, – это выбежать из кабинета, чувствуя, как мои глаза жжет от слез, а каждый сантиметр моего тела покрывается мурашками. Я проношусь по коридору мимо обеспокоенного Карсона так, будто от этого зависит моя жизнь, а затем вылетаю из парадных дверей и останавливаюсь, только когда оказываюсь на свежем воздухе.
Замерев на нижних ступенях крыльца и пытаясь перевести дыхание, я борюсь с желанием соскрести с себя кожу. Всем плевать, кто я на самом деле: на мой характер, душу, чувство юмора, – меня оценивают по зернистому фото и паре сисек. Как какой-то сексуальный объект.
Интересно, перестану ли я когда-нибудь чувствовать себя такой грязной?
16:17
Мне не по себе из-за того, что я пролетела мимо Карсона несколько минут назад, поэтому, как только привожу себя в порядок в туалете и подкрашиваю блеском губы, сразу отправляюсь к своему шкафчику в надежде снова наткнуться на него. Мое желание сбывается, но не так, как хотелось бы. Совершенно не так.
Напротив моего шкафчика собрались несколько баскетболистов, и Карсон среди них. На их плечах висят спортивные сумки, и, судя по всему, они собираются на тренировку. Они не замечают, что я подхожу к своему шкафчику и дрожащими руками пытаюсь ввести код.
Думаю, лучше попробовать встретиться с Карсоном позже, когда он будет один. Я не готова сейчас иметь дело с тычками и неуместными шутками его товарищей по команде.
– …фотографию. Эх, черт. У нее хорошее тело, верно? – говорит коротышка, которого я не знаю.
Он хихикает и вращает мяч на указательном пальце, пока Карсон копается в своем шкафчике.
Я навострила уши. Они говорят обо мне?
Хватит параноить, О’Нилл. Наверное, он просто говорит о девушке, с которой встречается.
– Поддерживаю, – писклявым голосом говорит Бакстер. – Особенно пирсинг на сосках… – Он целует кончики пальцев, словно французский официант, нахваливающий миску лукового супа.
Все смеются.
– Но я бы не притронулся к ней даже под дулом пистолета, – добавляет коротышка. – Не после того, как ее, обнаженную, увидел весь мир. Спрос рождает предложение, верно? И если ты отдаешь что-то бесплатно, никто тебе за это не заплатит. К тому же у нее там, наверное, уже дырка протерлась. А еще легкодоступные девушки все с ЗППП.
Теперь я уверена, что не параноик. Они определенно обо мне.
Чувствуя, как горят щеки, я засовываю голову в шкафчик. Но даже закопавшись в пустые пакетики из-под конфет с арахисовой пастой и учебники, я все равно слышу, о чем они говорят.
Или не говорят, как Карсон.
Он не защищает меня. Ни единым словом. Просто молча слушает, как его друзья разбирают меня по кусочкам.
18:59
Наконец, после бесконечной репетиции «Гэтсби», я выхожу из школы, чувствуя себя совершенно вымотанной. Если я не усну в ближайшие пять секунд, то медленно и с особой жестокостью выпотрошу кого-нибудь шариковой ручкой.
Репортеры не отстают от меня по дороге домой, но все прошло более спокойно, чем утром.
Чем больше я думаю о Карсоне и случившемся в коридоре, тем сильнее колет в груди. До сегодняшнего дня он так старался поддержать меня и не обращался со мной, как с грязью, из-за фотографий. И при этом молча слушал, как его друзья поливают меня дерьмом.
Он действительно заботится обо мне? Или это представление для меня? Он просто хочет переспать со мной? Или его больше заботит, что друзья станут осуждать его за общение со мной? Я не знаю, что хуже. Это такое тяжелое испытание: скачки от плохого к ужасному и обратно.
Это выматывает, и я хочу, чтобы все поскорее закончилось.
Вспомнив, какой ощутила прилив сил и уверенности в себе после съемок скетча про Selfie Pay, я пытаюсь продумать сюжет для трехактного сценария по моей новой идее про лесбийскую пару в неудачном браке. Но, кажется, я потеряла дар речи. Ощущение, будто мне вырывают зубы. Только не так болезненно. Обычно мне не сложно придумать ключевые сцены, но сегодня ничего не выходит.
Может, я слишком сильно устала, чтобы сосредоточиться на таком большом проекте. Может, мои писательские соки текут, только если я пишу пародии.
С другой стороны, обычно мой мозг переполнен сотнями идей для скетчей, и мне остается лишь протянуть руку, ухватиться за одну из них и выплеснуть ее на бумагу. Но сейчас ничего смешного, остроумного или поэтичного в голову не приходит.
Я листаю новостную ленту, надеясь почерпнуть сатирическое вдохновение. Читаю интервью со спортсменами, биографии политиков и репортажи с Ближнего Востока, но в голове не возникает ни одной шутки. К тому же мне все время приходится отводить взгляд от боковой панели, где на четвертой строчке новостей дня виднеется заголовок статьи: «Сын сенатора замешан в сексуальном скандале».
Нет. Нет, нет, нет. Не лезь туда, О’Нилл. Игнорируй это.
Что насчет пародии? Может взять что-то из прочитанных книг или просмотренных фильмов и поднять на смех?
Ничего.
Мой творческий оазис ресурсов, кажется, стал напоминать Сахару.
20:03
Я пишу Аджите. Я собираюсь рассказать ей о мистере Вонге, а также о том, что Карсон не заступился за меня. И в этот раз искренне хочу поделиться с ней своими чувствами. Рассказать, как паника и бессилие сжимают мои кости.
«Чувствую себя немного подавленной. Зайдешь вечером?»
Она отвечает минут через пятнадцать: «Извини, подруга, я тусуюсь с Карли после тренировки по теннису. Давай завтра? ХО»
Я засовываю телефон под подушку и сворачиваюсь под покрывалом, вероятно, выглядя так же жалко, как себя чувствую.
22:14
Я смываю макияж, когда слышу, как звонит домофон. Угадай, кто через несколько минут подходит к моей двери?
Дэнни.
6 октября, четверг
13:02
Вчера вечером я так разозлилась, что даже не смогла заставить себя записать наш диалог с мистером Уэллсом. На самом деле я все еще злюсь, поэтому просто лежу в кровати, стараясь проглотить подступающую тошноту, какая, наверное, бывает у Меланьи, когда она смотрит на Дональда, снимающего рубашку.
Так вот, он появляется с таким невинным видом [Дэнни, а не Трамп], просит разрешения войти, и Бэтти любезно предлагает ему горячего какао с виски, несмотря на то, что он за рулем. Дэнни отказывается и просит разрешения поговорить с ее внучкой наедине – это довольно смешно, потому что наша квартира не больше квадратного метра – и здесь не существует такого явления, как конфиденциальность [об этом я узнала в то же время, что и о предназначении вагины]. Как бы там ни было, Бэтти идет в гостиную и быстро прижимается ухом к тонкой стене. Я в этом уверена потому, что прекрасно слышу, как она пытается высосать маковое зернышко из своих вставных зубов.
