22 сентября, четверг
09:04
Я не пробыла в школе и двадцати минут, а мне уже кажется, что здесь второй круг унизительного ада. На меня смотрят все.
Я иду по коридору, заполненному хором бормотаний и шепотков, как в тех жутких сценах из «Кода Да Винчи», где скандируют иллюминаты. [Такое было на самом деле? Может, я воспользуюсь этим сюжетом и напишу комедию. Несмотря на происходящее, мне хочется натянуть какой-нибудь эффектный плащ с капюшоном и взять древний факел.]
Я актриса. И привыкла, что люди смотрят на меня. Но сейчас все ощущается по-другому, понимаешь? По крайней мере, когда я на сцене или выдаю какую-нибудь сальную шутку, я хочу, чтобы на меня смотрели. Хочу, чтобы надо мной смеялись.
А сейчас?
Все происходило не на моих условиях.
Низкий гул, прикрытое ладонями хихиканье… мне хочется кому-нибудь врезать. Аджита изо всех сил старается приободрить меня, но я почти не слышу ее шуточек. В голове громко звенят и вертятся едкие комментарии: «Шалава. Шлюха. Сука. Уродка».
Но хуже всего от фотографии, на которой я оседлала Вона, как в каком-то дешевом порно. Там не видно моего лица, но это не спасает. Все, кто был на той вечеринке, знают, что это я.
Когда мы идем по коридору, всё вокруг свистит и размывается. Я чувствую себя так, будто это происходит не со мной, что раньше считала мелодраматичным. Мне нужно абстрагироваться от этого. Я не могу позволить интернет-хулиганам победить. Поэтому натягиваю улыбку на лицо и притворяюсь, что меня это не задевает.
К тому же, полагаю, все могло быть хуже. Всегда есть худший вариант. Не совсем уверена какой, но Бэтти часто говорит: я настолько оптимистична, что это граничит с социопатией. Сейчас самое время верить в светлое будущее. Я лишилась обоих родителей в один день и пережила это. И не позволю словам жалкого хулигана оставить шрам в моем сознании.
Поэтому, как подозрительно жизнерадостная личность, я весело насвистываю, идя по коридору и игнорируя толпы людей, которые смотрят на меня. К сожалению, я не умею свистеть, поэтому просто дую беззвучно [веду себя прилично], и это все равно поднимает мне настроение.
Но когда захожу в класс на второй урок, я замечаю группу девушек, которые столпились вокруг стола. Они смотрят в телефоны и шепчут: «О, боже мой, какая шлюха!», «Чертова шлюха!» и «Я бы на ее месте даже не показывалась в школе».
Они замолкают, увидев меня, но слишком поздно. Я все слышала.
14:34
Ну конечно. Ну конечно, именно сегодня у нас обязательная лекция по половому воспитанию в спортзале. Как без нее-то.
Сотни школьников заняли места на трибунах. Вчера вечером здесь проходил баскетбольный матч, и под скамейками все еще валяются пластиковые бутылки и билеты.
Аджита усаживается между мной и Дэнни. О блоге он сказал лишь: «Мне очень жаль, Из». И это, вероятно, к лучшему. Что приятного в том, чтобы смотреть на фотографии, где запечатлено, как любимая девушка трахается на скамейке с ненавистным тебе парнем.
Все смотрят на меня. Не одновременно, а по очереди – я постоянно это чувствую. Как только один человек отворачивается, тут же в мою сторону устремляется новый, зачастую косой взгляд.
По какой-то причине лекцию ведет наша учительница английского языка, мисс Кастильо, – глубоко верующая и чемпионка по воздержанию. Видимо, в Америке считается, что подросткам о сексе надо знать одно: этим не стоит заниматься вообще. Не занимайтесь сексом, потому что вы забеременеете и умрете. В таком духе. Да-а-а, это прямо решает все проблемы.
Поэтому вместо того, чтобы рассказать нам о контрацепции и тому подобном, она заводит эпическую речь о воле Бога и о том, что девственность нужно хранить до брака. Теоретически для мисс Кастильо это лучший вариант, потому что к тому времени, как мы соберемся замуж, мы будем уже далеко от старшей школы Эджвуда, а значит, мисс Кастильо не придется проводить неприличные демонстрации на банане
[18]. Уверена, это главная причина, по которой она проповедует воздержание: она испытывает отвращение к бананам. [Это же очевидно.]
А затем наступает время задавать вопросы. Ох, вопросы. Никогда не стоит спрашивать у двух сотен озабоченных подростков: «Остались ли у вас вопросы о сексе?»
– Нормально ли мастурбировать более пятидесяти раз в неделю? – тут же откликается какой-то футболист.
Все смеются.
Кастильо яростно разглаживает несуществующие складки на своей блузке с котятами.
– Я-я… мастурбация греховна, Джексон, и…
– Нормально ли, если фантазируешь о сексе с учителем? – перебивает ее баскетболист, а затем подмигивает Кастильо.
Похоже, она готова провалиться сквозь землю.
Следующий вопрос задает Аманда Бейтман, которая имеет звездную репутацию любительницы пообжиматься.
– Это правда, что парни не любят, когда им мастурбируют девушки, потому что сами делают это лучше? – щебечет она. – Значит, их устроит только минет?
Кастильо так съеживается, что кажется, будто она сейчас родит, как та героиня из «Чужого».
– Я не знаю Аманда, но…
– Может, стоит спросить у Иззи О’Нилл? – выкрикивает кто-то, и все начинают хихикать. – Похоже, она эксперт в этом.
По моему телу будто проносится электрический разряд.
Та фотография. Мои щеки тут же вспыхивают. А затем начинаются издевательства.
– Да, сколько у тебя было парней, О’Нилл? Или ты сбилась со счета после сотни? – выкрикивает какая-то девчонка.
– И это только за последнюю субботу! – кричит какой-то чувак.
Не привыкшая прятаться в углу, я заставляю себя громко ответить:
– Ты просто злишься, что не попал в этот список. Сотня парней, а в их числе нет тебя! Это, неверное, задевает.
Я кричу с такой силой, чтобы никто не услышал, как дрожит мой голос. Так держать, О’Нилл. Ты сможешь пережить это.
Кастильо слегка напрягается, но бросается на мою защиту.
– Достаточно! Вы все свободны.
Думаю, я ей нравлюсь, что сбивает меня с толку из-за моих скверных моральных принципов и предполагаемой роли сексуального центуриона
[19]. Но все равно я ей благодарна.
Все дружно встают, и тут же вспыхивают разговоры. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кого они обсуждают. Бормотание и хихиканье, которые сопровождают нас, пока мы выходим из спортзала, никак не связаны с удручающей лекцией Кастильо. Все это по мою душу. Аджита вцепляется мне в локоть. А я стараюсь дышать как можно размереннее, чтобы успокоиться. Я порыдаю потом, когда окажусь дома, в одиночестве.
