– П-п-прости, – заикаюсь я.
А затем, как трусиха, убегаю.
Я все еще плачу, когда выхожу из дома Аджиты, и продолжаю плакать, когда сажусь на велосипед и начинаю крутить педали. Слава богу, улицы пусты: на моем лице растеклась тушь, а из носа текут сопли.
Почему, почему, почему, почему, почему-у-у…
Но я знаю почему. Точно знаю. Я безумно надеялась, что, когда поцелую его, во мне проснутся чувства. Что пойму, насколько это правильно, что мы с Дэнни должны быть вместе, что я люблю его. Если бы так произошло, все было бы намного проще. Проще, чем сказать ему «нет», оттолкнуть его, причинить ему боль, которую мне никогда не хотелось бы причинить своему лучшему другу.
Но вместо этого я все испортила. Окончательно и бесповоротно.
06:24
Мне не спится, но, раз будильник скоро сработает, я перечитываю вчерашние сообщения. Они от Аджиты, от Дэнни, а некоторые от них обоих в нашем групповом чате. Но я ни на одно не ответила.
Аджита: «Малышка, Дэнни рассказал мне, что произошло. Позволь мне убедиться, что ты в порядке, а не валяешься где-то в канаве? Я же знаю, что каждый раз, когда ты плачешь, у тебя проявляются суицидальные наклонности. Я волнуюсь. Люблю тебя ХО».
«Я злюсь на тебя. А ты же знаешь, что из-за этого у меня поднимается температура, я начинаю потеть и покрываюсь прыщами как минимум на неделю. Так что пошла ты! С любовью, кожа Аджиты ХО
(Я действительно тебя люблю. И ты не ужасный человек. Вот Сталин был ужасным человеком. А ты прекрасна. Увидимся завтра. ХО)».
Дэнни: «Прости меня, Из. Мне показалось, что ты тоже этого хочешь. Иначе я бы никогда так не поступил. Пожалуйста, не дай этому разрушить нашу дружбу. Ты слишком важна для меня».
А в общем чате Аджита и Дэнни прислали смайлики в виде фаллических овощей.
Я ненавижу их обоих, но и сильно люблю. Поэтому я снова плачу.
Может, если мы все соберемся вместе, то сможем придумать, как применить Ctrl+Alt+Z в ситуации принятия ужасных жизненных решений?
09:17
В школе я выгляжу как зомби, потому что спала ночью секунд семь. Всю историю и экономику, на которые я хожу без Дэнни и Аджиты, у меня так сильно крутит живот, что мне начинает казаться, будто я подхватила кишечную инфекцию.
В моей голове прокручивается несколько сценариев, в которых Дэнни: а) сжигает меня на костре как жертву Сатане, его повелителю и спасителю, а Аджита наблюдает за этим и маниакально хохочет; б) где он рисует несколько впечатляющих плакатов, на которых мы в виде персонажей компьютерной игры The Sims трахаемся на диване, и развешивает их по всей школе; и в) делает из меня начос, покрывая с ног до головы сыром, сальсой и сметаной, а потом запекая в духовке, как в какой-нибудь мексиканкой «Гензель и Гретель».
Судя по этим тревожащим и детальным галлюцинациям, недостаток сна и тяжелая эмоциональная травма довели меня до бреда и безумия.
Ведь я из тех людей, которые раздувают из мухи слона и ведут диалоги с другими у себя в голове. Иногда, пребывая в плохом настроении, я устраиваю воображаемую ссору с кем-нибудь, хотя этот человек даже не догадывается о моем с ним конфликте. Обычно это происходит в душе, потому что там больше нечем заняться. Так что подобные фантазии мне не в новинку. Но начос из человека – слишком извращенно даже для меня.
С другой стороны, к началу третьего урока, когда пришло время отвечать за свои поступки, мне уже не так страшно, ведь что бы ужасное ни произошло, это не будет хуже, чем в моем воображении.
Поскольку кабинет экономики находится на другом конце кампуса, к тому моменту, как я наконец добираюсь до биологии, урок уж начался, и я плюхаюсь на место позади Дэнни.
Он не поворачивается, но Аджита смотрит на меня и подмигивает: она не злится за то, что я, возможно, разрушила нашу компанию до основания. У нее на подбородке образовалось впечатляющее скопление прыщей, и я делаю мысленную заметку купить ей конфет с арахисовой пастой, чтобы извиниться перед ее взбунтовавшейся кожей.
И следующие сорок пять минут я смотрю на затылок Дэнни. Может, дело в недостатке сна, но мне почему-то кажется, что передо мной сидит незнакомец; словно после одного поцелуя я перестала узнавать его физическую оболочку. Его бледная кожа, покрытая коротким бледно-рыжим пушком и крошечными родинками, выглядит незнакомой и чужой.
Чувство вины давит на меня с такой силой, что на глаза вновь наворачиваются слезы.
Раздается звонок, врезаясь в мой череп, а шуршание сумок и скрип стульев по линолеуму вызывают у меня новую волну беспокойства. Когда Дэнни поворачивается ко мне, я натягиваю на лицо самую глупую улыбку.
Он выглядит усталым, как черт. Забудьте о мешках под глазами, у него там целые проклятые тележки для покупок. И они показывают то, что он мучается не меньше меня.
– Из.
Он переступает с ноги на ногу, потирая шею.
– Привет.
И тут вступает в силу мое не подводившее меня ни разу [хм] умение оценивать ситуацию, которое твердит, что мы не в том месте, где стоит обсуждать произошедшее, поэтому, нацепив на лицо улыбку палача, я добавляю:
– Давай поговорим за обедом?
Он улыбается, вероятно, испытывая такое облегчение, что чуть не оставляет содержимое кишечника на полу кабинета пятьсот шесть «б». Аджита видит, что у нас временное перемирие, и медленно подходит к нам.
– Привет, ребятишки. Пойдемте вместе на урок театрального мастерства?
А затем мы бок о бок (или делая вид) отправляемся к актовому залу, декламируя реплики из «Великого Гэтсби», и сшибаем на своем пути шкафчики/учеников/фонтанчики с водой/мистера Русенквиста, пока оттачиваем наше мастерство драматических актеров, достойное «Оскара». В безумном порыве я начинаю говорить с ямайским акцентом, что вызывает у них смех, и, честно, кроме этого меня ничего не волнует.
Обед приходит так же быстро, как Карсон Мэннинг достигает оргазма.
Набрав столько сырных палочек, что хватило бы на батальон солдат, Аджита усаживается за наш столик, а нас отправляет на улицу, чтобы мы могли поговорить. За спортивным залом есть небольшая рощица, и мы, пока уходим подальше, встречаем несколько четырнадцатилеток, которые, столпившись, курят сигареты, а также учителя физкультуры, прыгающего среди деревьев, как шимпанзе, чтобы поддерживать себя в форме. Думаю, он из придурков-кроссфитеров. Но не уверена в этом.
Наконец мы останавливаемся на небольшой поляне, и я так ужасно себя чувствую, что просто падаю на землю и прислоняюсь к стволу дерева.
– Ты прошлой ночью спал так же ужасно, как и я?
Он улыбается, несмотря на то что в нашей ситуации нет ничего смешного.
– Если под «ужасно» ты подразумеваешь «не спал совсем», то да.
