И я оказываюсь в небольшом затруднении.
Часть меня – большая часть – желает трахнуться с Карсоном. Он симпатичный, забавный, я его хочу. Думаю, вы понимаете мои чувства.
Но есть и назойливая, придирчивая часть, которая беспокоится, что подумают обо мне люди, если я это сделаю. Если в школе узнают, что я переспала с двумя парнями за одну ночь, то девочки назовут меня шлюхой, а парни – легкодоступной и даже дадут друг другу «пять», но при каждом удобном случае станут поливать друг друга дерьмом.
Во всяком случае, из-за невероятно высокого сексуального влечения, которое уже упоминала, я вскоре отправляюсь с ним в спальню родителей Бакстера, где мы продолжаем прекрасно проводить время. Я бы поставила сексу с Карсоном Мэннингом десять из десяти. К тому же за одну рекламную паузу он успел бы сделать это как минимум трижды. И я считаю, что быстротечность – недооцененное качество полового акта. Меня больше привлекает быстрый и сладкий секс, чем тот, что затягивается и превращается в обычное трение.
[Уверена, ты считаешь себя невероятно прогрессивной, но сейчас, читая это, думаешь: «Боже, какая же она шлюха!». Но не волнуйся. Чуть позже я затрону твою озабоченность моей распущенностью в сочинении под названием: «Пожилым белым мужчинам нравится, если тебя осуждают за бесстыдство».]
19 сентября, понедельник
05:47
Знаю! Посмотрите на время! Хоть я и придерживаюсь мнения, что нельзя вставать до восхода солнца, если только тебя не разбудил рой саранчи, но и спать не могу. И дело не только в том, что на этой неделе я узнаю, прошла ли в следующий раунд конкурса сценариев – уже шесть тысяч раз сегодня обновила почту, хотя на западном побережье еще час ночи, – но и в том, что прошлым вечером произошло еще больше дерьма, и мой метафорический хвост поджат между ног. Я совершила Нечто Очень Плохое. Настолько плохое, что мне стыдно говорить об этом даже Бэтти. Вчера днем дописываю я пост в блоге о произошедшем на вечеринке, как Аджита в сообщении в нашем общем чате зовет меня и Дэнни к себе, чтобы выпытать у нас подробности вечеринки под тонны начос с халапеньо. Из-за этого я немного нервничаю, поскольку не знаю, в курсе ли уже Дэнни о моих сексуальных похождениях. Под словами «немного нервничаю» я подразумеваю, что стадо носорогов топчется по моим кишкам. Но, как храбрая душа, откладываю домашнюю работу по физике и сажусь на свой ржавый разваливающийся велосипед.
Восемь коварных километров спустя я добираюсь до Аджиты, и меня приветствует в дверях Праджеш с ягодно-шпинатным смузи в руках. Поскольку он спортсмен, то постоянно ругает меня за посещение кофейни «Дейли Грайнд», а также читает лекции о том, что я ем мало витаминов. [Не бойтесь, я не спала с ним, потому что ему всего тринадцать, и даже у меня есть некоторые рамки.]
– Привет, Прадж, – говорю я со всей теплотой и братской любовью в голосе, на которые способна. – Как ты?
– Отлично, а ты? – интересуется он в ответ, застегивая толстовку.
Так и тянет спросить его, как дела в школе. Но вдруг он догадается, что мы обсуждали у него за спиной его проблемы с друзьями, и почувствует себя дерьмово. Поэтому я говорю:
– Жива-здорова. Слышала, ты тусовался с Дэнни. Рубились в видеоигры и не только.
– Да, – кивает Праджеш. – Он классный.
А затем повисает неловкое молчание, которое никогда раньше не возникало в наших разговорах. Он точно переживает трудный период переходного возраста. Его голос изменился летом, но мне по-прежнему сложно соотнести Праджеша и то, как он говорит.
Из вежливости я делаю глоток смузи – и он приятный на вкус, хоть и выглядит не очень. Затем благодарю Праджеша и машу ему вслед: он отправляется на тренировку.
Подойдя к двери подвала, я замечаю кроссовки Дэнни, и нервные носороги начинают спариваться в моем толстом кишечнике. Я понимаю, что ни черта ему не должна, но чувство вины – забавная и непредсказуемая скотина.
Порой Аджита не тот человек, с которым хочется обсудить щекотливый вопрос. Она мастерски умеет манипулировать и подстраивать невероятно неловкие ситуации и разговоры, что довольно интересно, когда на крючке ее проницательности кто-то другой. Но не так забавно, когда пешкой на ее шахматном поле душевных терзаний становишься ты.
Она свернулась в кресле, как самодовольный питон, из-за чего мне приходится сесть рядом с Дэнни на двухместный диван. Кресло-мешок куда-то испарилось. Бьюсь об заклад, она заплатила десять баксов Праджешу, чтобы он утащил его в свою комнату и навонял, сидя на нем, тем самым делая его непригодным для нашей встречи. Но я это ей припомню, и если она и вправду окажется «розовой», то ни капли не посочувствую ей.
Первый признак того, что Дэнни ОБО ВСЕМ знает: он не поднимает головы, когда я «случайно» спотыкаюсь на последних трех ступенях. Аджита фыркает, как дикий кабан. Но Дэнни сидит так, словно палку проглотил. Я опускаюсь на диван рядом с ним.
– Что с вами, ребята? – спрашиваю я с такой улыбкой, которой позавидовала бы миссис Веселье с Национальной недели веселья, и пододвигаю к себе горстку начос.
Они едва к ним притронулись, что является еще одним признаком того, что у меня не разыгралось воображение и здесь действительно повисла «атмосфера».
Аджита выразительно смотрит на меня, но без ее умелого дозирования физического насилия мне трудно расшифровать ее взгляд. Наверное: «Будь осторожна, он злится». Но это лишь бесит меня, поскольку у него нет никаких, даже воображаемых, прав на мою вагину. Так с какой кстати я должна чувствовать себя дерьмом за то, что иду на поводу у упомянутой вагины?
Поэтому я использую свой фирменный крученый прием от Иззи О’Нилл:
– Как поживает Мишель Обама-младшая? – ухмыляясь и пихая его локтем, как в старые добрые времена, спрашиваю я.
Мне кажется, что я выбрала отличную тактику, указав на его поведение, а не на собственное, пока не слышу бормотание:
– А как поживают Вон, Карсон и остальная часть баскетбольной команды?
Я вздрагиваю.
– Я буду наверху, – говорит Аджита, что удивляет меня, потому что она живет ради таких, невероятно неловких, ситуаций.
Но больше всего меня огорчает, что она забирает начос с собой, и я до глубины души жалею об этой потере.
Сверху доносится щелчок закрывшейся двери, и я начинаю ухмыляться, хоть и ненавижу себя за это. Не знаю почему. Иногда мне кажется, что наши тела справляются с сильным напряжением посредством неконтролируемого смеха. Как на уроках, когда учитель говорит тебе перестать хихикать, но от этого смех вырывается еще сильнее, и тебя выгоняют из класса, чтобы ты успокоилась. А как только тебе это удается и ты возвращаешься, тебя вновь накрывает истерика. Да, я об этом.
– Это не смешно, Иззи, – возмущается Дэнни.
В углу бесшумно работает телевизор, освещая пурпурный бархат на бильярдном столе, на котором оставлены шары от недоигранной партии.
