Ван Ыок вспомнила тщеславную речь отца Билли на вечеринке после гонок, его громкое «Вперед, Кроуторн, вперед!».
– Твоего папу, наверное, удар бы хватил.
– Наверное. – Билли, казалось, эта мысль даже ничуть не смущала.
– Тебе осталось пережить всего лишь два сезона.
– Не совсем так. – В его голосе была ирония, выглядел он уставшим. – Все это – и труд, и ранние утра, и упражнения через боль, и крики тренера, скорее всего, продолжатся и в Америке.
– Должно быть, и так.
– В то время как кто-то будет наслаждаться свободным годом перед учебой в вузе. Целый год без графиков, подъемов ни свет ни заря и боли.
– И чем эти люди будут заниматься?
Билли улыбнулся.
– Они просто станут бездельничать и делать только то, что, черт подери, сами захотят. Но не особо много. Эти люди даже смогут спать дольше обычного.
– И это все так здорово?
– О, да. – Он явно размышлял об этом. – Просто я начинаю чувствовать себя… как в смирительной рубашке.
Она слушала его, бросая на Сэма, который начал чуть настойчивее копать яму в песочнице, предостерегающие взгляды.
– Просто семья, школа – все хотят от меня одного и того же, но не уверен, что я все еще хочу этого сам.
– Вау. А кто-нибудь когда-нибудь уходил из первой восьмерки, ну хоть раз? Разве, поступив так, ты не отрекаешься от команды?
– Да. Но только все это такая чушь. В смысле, да, мне будет обидно за команду, но во вторых составах есть как минимум четверо ребят, которые убили бы за место в первых экипажах и делают все, чтобы попасть туда.
– Ты сейчас серьезно или это просто слова решившего взбунтоваться парня?
– «Я вижу, ты осуждаешь меня»
[31].
– Охренеть!
– Я сам охреневаю, потому что ни разу не слышал, чтобы ты ругалась.
– А я никогда не слышала, чтобы ты цитировал «Джейн Эйр».
Они посмотрели друг на друга.
– Это все так… по-настоящему, – сказал он.
– Но разве так может быть? Еще пару недель назад ты даже не подозревал о моем существовании.
– Мы знаем друг друга целую вечность, разве нет?
В этих словах было столько истины и столько неправды. Она откликнулась на них как своим живым воображением, так и остро реагирующим телом. Здесь перемешалось все – и секс, и страстное желание, и сказки про прекрасных принцев и «жили они долго и счастливо». Ван Ыок смотрела в колодец, готовая свалиться туда, но что потом? Все эти истории про волшебные чары не были ее историями. Она была куда умнее, чтобы верить в них. Она была ничьей Золушкой. И она не собиралась вестись на это его «мы знаем друг друга целую вечность», ведь правда?
Не собиралась же?
Знали ли они?
Как же сбивала с толку эта простая фантазия, которая вдруг обернулась реальностью.
* * *
Если бы она могла найти способ изменить ход событий и не загадывать то желание, покинуть соблазнительную страну ложных предлогов, она бы это сделала. Не задумываясь. Конечно же она бы скучала по обожающему взгляду Билли Гардинера. Но нельзя построить нечто реальное на таком шатком основании. Если это все-таки была вызванная чарами фальшивая любовь, то день, когда волшебство испарится и желание перестанет действовать, стал бы настоящей катастрофой.
Вот Билли смотрит на нее в холодном свете дня и знает – или даже помнит? – она была с ним. Использовала его для собственного удовольствия и развлечений. Ван Ыок покраснела. И что бы началось в школе, когда чары бы разрушились? Она бы снова спустилась в невидимое царство. А все его друзья успокоились бы, что он наконец пришел в себя. О чем он только думал? Это действительно происходило на самом деле?
Что, собственно, происходило?
Пришло время выразить свои мысли в письменном виде.
Билли я нравлюсь только потому, что загадала желание понравиться ему (при помощи волшебной стеклянной колбочки из коробки вещиц для творчества). Я пожелала, чтобы он предпочел меня всем девчонкам в мире и стал считать… потрясающей. (Мне стыдно даже писать об этом. Невозможно поверить, что я это сделала.)
Первая теория все еще кажется мне самой правильной: Билли Гардинер стал жертвой самой длинной, самой правдоподобной и совершенно вероятной подставы в мире. (Вряд ли он прикидывался, целуя меня, и имитировал недвусмысленные физические отклики своего тела на мою близость – а именно, эрегированный пенис, частое дыхание, тихие стоны. Или я чего-то не понимаю в мужских сексуальных реакциях??? Не могу различить истинную любовь от потенциальной жертвы шутки? С трудом в это верится.)
ИЛИ: Билли Гардинер начал планировать жестокую шутку надо мной, но передумал, потому что влюбился по-настоящему. (Это возможно, но тогда встает вопрос: как я смогу полюбить того, кто хотел унизить меня? Надо еще подумать об этом + обсудить с Джесс.)
ИЛИ: Это все сон, и утром я проснусь в реальной жизни. (Сейчас я пребываю в таком замешательстве, что этот вариант, возможно, поднимется на первое место.)
ИЛИ: Билли вдруг заметил меня и влюбился просто так, без всяких на то причин. (Произвольная, молниеносная любовь возникает только с первого взгляда, если возникает вообще [второй вариант более вероятный].)
ИЛИ: Незаметно для себя, сам того не сознавая, Билли приметил меня уже давно (например, откуда еще он знает о моих оценках за прошлый год???).
Надеюсь, жесткий диск не запомнит/никому не расскажет/не пошлет по почте всему моему классу, что я написала «эрегированный пенис». (Уже дважды.) Джесс бы даже не думала, чтобы написать «эрегированный пенис». (Третий раз.) Хотя раз она «лесбиянка в ожидании», у нее почти нет причин писать это. Ну почему я такая идиотка? На этот вопрос нет ответа.
Выделить все. Удалить.
35
Кино по пятницам с Джесс уже давно стал для Ван Ыок самым лучшим моментом недели. Эта традиция появилась благодаря их учительнице в шестом классе, мисс Клегг, которая переживала, что родители очень давят на девочек из-за подготовки к вступительным экзаменам в старшую школу. Она даже не побоялась написать им письмо и перевести его. В письме говорилось о том, что у девочек помимо учебы должно быть время и на отдых; что это будет полезно и поможет им с английским. Она знала путь к материнским сердцам. В качестве примера мисс Клегг предложила список подходящих фильмов, которые, кроме всего прочего, могли помочь девочкам понять популярную культуру и узнать больше идиом английского языка.
С того судьбоносного письма кино по пятницам встало в один ряд с уроками музыки, математикой или французской грамматикой. Их матери начали воспринимать просмотр кино как настоящую домашнюю работу. А еще в это же самое время родители Ван Ыок обычно ужинали с кузеном ее отца в Футскрее – на этот ужин всегда приглашали Бао Мака, а Ван Ыок, как единственный ребенок, на нем никогда не присутствовала.
