А потом здесь не было прайс-листа. На доске художественным, заостренным почерком были выведены названия блюд и напитков, но цен не было. Цены в печатном меню, но вам уже нужно было придумать, что заказывать, еще до того как получите его, разве нет? А можно было просто просмотреть меню, отметить для себя, что горячий бутерброд с сыром и помидорами обойдется вам в двадцать баксов с собой и шестнадцать, если есть в кофейне, и медленно выйти отсюда задним ходом? Как узнать, будет ли этот бутерброд вкуснее, чем те, что продаются на Альберт-стрит дешевле в полцены? Или того, что можно сделать самому, после школы, и который будет дешевле раз в двадцать? Билли расплатился, и они ушли.
Ван Ыок посмотрела на него, счастливо поедающего бутерброд, и решила, что он вряд ли хоть раз в жизни задумывался об этих подсчетах. А вот в ее жизни было полно маленьких списков невозможных цифр – как ее почасовой оплаты труда хватит на новые линзы, или на распечатки для портфолио, или на возврат стоимости билета до Сиднея, или на зимние ботинки, или на «Шанель» вместо какого-нибудь дешевого лака для ногтей (один раз, хотя бы один раз!).
Когда они вошли в общую комнату, Билли уже расправился с бутербродом и кофе и выбросил мусор в корзину.
– И как ты назовешь это?
– Ну, поздний завтрак или перекус перед занятиями, – ответил он и отрыгнул. – Прости, это ужасно. По-моему, я знаю, как нам все устроить.
Билли подошел к камере и задвинул стол прямо в угол, над которым она висела. На стол он водрузил стул, а на него – табуретку. Потом поставил стул на стол, что стоял рядом. Спрыгнул и подошел к шкафчику в кухонной зоне, где спрятал штатив с телескопическими ножками.
– Ты стащил его из художественного класса?
– Позаимствовал.
– Ты расписался, что взял его?
– Нет.
– Значит, стащил.
– Но если я стащил что-то на определенное, ограниченное время, разве это не значит, что это что-то позаимствовали?
– Почти то же самое, только владельцы этого чего-то не знают, где оно и кто его взял.
Билли улыбнулся.
– Они всегда говорят нам, что ученики – это школа, значит, раз я школа, то разве не являюсь тоже ее владельцем?
Майкл вошел как раз в тот момент, когда Ван Ыок спросила:
– Разве нас не видно? Ну, прямо сейчас? На тех экранах?
Она осторожно выходила из зоны видимости, укоряя себя за то, что не додумалась до этого раньше.
– Штатный охранник не появится до восьми. Вряд ли они полезут пересматривать записи с камер. Только если за ночь произошла какая-нибудь попытка проникновения.
Билли холодно посмотрел на Майкла.
– Привет, мужик, – что-то в последнее время ты часто попадаешься мне на глаза. Ты следишь за нами, что ли? Или это просто нам так не везет?
Майкл опустил свой рюкзак.
– В таком случае я слежу за вами.
– Знаешь, на всякий случай это нездорово.
Ван Ыок виновато посмотрела на Майкла и пожала плечами, а Билли вытащил из рюкзака папку, а оттуда – распечатку фотографии пустой комнаты, которую ему помогла сделать Ван Ыок и которую он приклеил на картонку, чтобы она не помялась.
Затем Билли вытащил скотч и приклеил распечатку на штатив так, чтобы камера смотрела прямо на нее.
– Отлично.
Он забрался на стол, потом на стул на столе, а затем вытянул ножки штатива на их максимальную длину, поставил его на табурет так, чтобы распечатанное изображение находилось прямо под камерой.
– Что думаешь? – спросил он Ван Ыок.
– Вроде бы угол правильный.
– Зачем ты втянул в это ее? – спросил Майкл. – Из-за твоей глупой штуки у нее могут быть серьезные проблемы.
– Да, ну только у нее есть, как это?.. А, свободная воля, – ответил Билли.
– Если ты хочешь, чтобы все это сработало, то тогда сходи и проверь, не видны ли границы листа на экранах охранника, – сказал Майкл. – Еще ты должен знать, что тебя точно поймают через пару дней, и Ван Ыок не может себе позволить быть частью этого.
Билли осторожно, чтобы не задеть стул или штатив, слез вниз.
– Ясно, теперь ты можешь идти?
Майкл проигнорировал Билли и повернулся к Ван Ыок.
– Участвовать в этом – не самая умная идея. Подумай об этом.
Но она уже была замешана.
– Билли сказал, что возьмет всю вину на себя.
– К сожалению, это может решать не он.
Билли вытащил из рюкзака ручку и написал записку: «НИЧЕГО НЕ ТРОГАЙТЕ – ТАК КАМЕРА НАБЛЮДЕНИЯ ПОКАЗЫВАЕТ, ЧТО В ОБЩЕЙ КОМНАТЕ НИКОГО НЕТ. НЕ БЛАГОДАРИТЕ». Он приклеил ее на самое видное место – перед пирамидой из стула, табурета и штатива.
В комнату начали заходить люди.
– И что это значит? Арт-объект? – глядя на конструкцию, с сомнением спросила Энни. Но потом она прочитала записку и пришла в восторг: – Класс, Билли! Просто класс!
Билли, снова опаздывая, убежал на тренировку, а Ван Ыок отправилась на репетицию.
* * *
К первой перемене все уже знали, что в общей комнате произошел мятеж, и теперь народ свободно зажигал там сигареты – «как в старые добрые времена», по словам Пиппы, – и выдыхал дым во окно с мечтательной улыбкой – в мире снова все стало хорошо.
Билли под липовым предлогом пропажи личного имущества удалось взглянуть на мониторы в кабинете охранников. На экране не было ничего, кроме невинно пустой комнаты.
Еще одно подтверждение того, что внешность часто бывает обманчивой.
Майкл, конечно, был прав. Участвовать в прикольной выходке популярного парня было больше стрессовым, чем веселым.
34
В пятницу, в подготовительном клубе, они стояли у края песочницы и наслаждались мирным затишьем. Никто никого не колотил, никто ни у кого не забирал игрушки. Варди снова чесала голову. Опять вши. Ван Ыок следовало напомнить маме Варди, что важно избавляться от яиц, а не только от самих тварей, и дать ей еще один информационный лист. Наверное, надо бы было вытащить ребенка из песочницы, но на самом деле среди детей этой возрастной группы это было бесполезно. Здесь все время кто-то да чесался.
– Я думал о гребле – ну, о том, о чем ты спрашивала меня, почему она мне нравится, – сказал Билли.
– И?
– Наверное, я просто смирился с надеждами моей семьи – это было нечто само собой разумеющимся, что я буду заниматься греблей, любить ее и делать большие успехи.
– Но их надежды оправдались, разве нет?
– Я не знаю. Я размышлял над тем, как все было бы, если бы я не пошел у них на поводу.
