Продолжая хихикать, скоро они уже просто умирали от смеха.
Фатальная ошибка. В стену постучали. Звуки безудержного веселья проникли туда, где все поклонялись девизу «Делай домашнюю работу, учись усердно».
Ван Ыок встала с дивана и позволила себе насладиться той легкостью на сердце, которую она ощущала всякий раз, когда они с Джесс смеялись, а потом ушла к себе, чтобы поплатиться за содеянное.
Шагая по коридору, Ван Ыок готовилась к лекции о том, что впустую теряет ценное время, которое могла бы потратить на учебу. Она аккуратно сложила найденный кардиган в рюкзак, открыла входную дверь и тут же поникла духом, подумав: сейчас у нее будут неприятности из-за их с Джесс веселья, словно она еще маленький ребенок, хотя на самом деле это ей, как взрослой, приходилось проверять маму – считать таблетки и следить, чтобы она исполняла все предписания врача.
Она бы не отказалась пожить жизнью обычного тинейджера.
11
Во вторник утром была ТП – «Теория познания» – еще один обязательный межпредметный элемент программы МБ. Что-то типа философии.
Ван Ыок нравилось содержание предмета, но его суть ее пугала – нужно было делиться своим мнением перед всем классом и отвечать.
Сегодня они изучали раздел, где рассматривались пол и общество. Их учителем была Люси Фрейзер. Доктор Фрейзер. Один из самых молодых преподавателей и сущий ураган. Она была тонкой, гибкой и крепкой – бегала марафоны, «гудела» энергией. Ее короткие волосы были выкрашены в огненно-рыжий цвет, поэтому доктор Фрейзер очень напоминала зажженную спичку. И сейчас она пламенно, с благоговением рассказывала классу о том, как распределение отделов в универмагах являлось еще одним воплощением давления на женщин.
– Так, давайте пройдемся по самым дорогим объектам торговой недвижимости в нашем городе. Да в любом городе! Вот мы на первом этаже «Дэвид Джонс», «Сакс», «Хэрродс»… Какой посыл мы получаем? И кому этот посыл адресован?
– По большей части там отделы с женской косметикой, – отвечает Лу.
– Вот именно! – восклицает доктор Фрейзер.
Ван Ыок никогда раньше не задумывалась о смысле всего этого, но сейчас истина обрушилась на нее, как наковальня на мультяшного героя, а доктор Фрейзер тем временем продолжала:
– И эти престижные магазины в подавляющем большинстве нацелены на то, чтобы женщины поняли: они не отвечают требованиям. Ваша кожа, ваши губы, ваши ногти – они все не того цвета; от вас не так пахнет; у вас слишком много морщин; ваша кожа слишком жирная или слишком сухая. Но зачем нам все это?
Народ зевает, что-то записывает, листает Фейсбук, радуясь тому, что доктор Фрейзер сама делает всю работу.
– А теперь давайте представим: мы идем по тем же самым универмагам, но весь первый этаж теперь для противоположного пола – продукты нацелены вызывать у мужчин ощущение собственной неполноценности. Эй, мужчины, вам необходим весь этот арсенал: надо выбрать из сотен различных вариантов черную тушь, чтобы намазать ресницы; косметику, которая изменит цвет вашей кожи; румяна, чтобы у вас был здоровый, цветущий вид; а еще вот эту замедляющую старение, уменьшающую поры, увеличивающую губы и получаемую из нефти… фигню. Но почему картинка совершенно другая?
– Потому что совсем до недавнего времени у женщин не было прав, – сказала Сибилла. – Им нельзя было голосовать. Они не могли получить в наследство землю или владеть ею. Они зависели от своего партнера или отца. А партнера они могли привлечь только внешностью. Так что, возможно, внимание к внешности женщины – это отголосок той эпохи.
– Да. Исторически сложилось так, что у женщин прав меньше. Давайте рассмотрим причины этого – какие из них будут самыми очевидными? – В ответ ей была тишина. – Ну же, кто-нибудь читал учебник к сегодняшнему уроку?
– Надежные средства контрацепции появились только лет пятьдесят назад, – ответила Лу.
Доктор Фрейзер кивнула.
– По большому счету контроль рождаемости – одно из самых последних достижений. А еще, если помните, зависимость от мужчин – отцов, братьев, мужей – была прописана в законе. Когда женщины получили право голосовать? Когда им предоставили избирательные права? Лишь после тысяча девятьсот второго года. Коренное население, и женщины, и мужчины – в тысяча девятьсот шестьдесят втором. – Послышались изумленные возгласы. – В каком году в Австралии замужние женщины получили право владеть землей? В тысяча восемьсот семьдесят девятом. Когда у них появились права опеки над детьми в случае расторжения брака? В тысяча восемьсот тридцать девятом. Когда насилие в браке перестало считаться законным правом мужа? В тысяча девятьсот девяносто первом в Англии, но в ста сорока четырех странах мира этот кошмар все еще есть. Прямо сейчас.
Доктор Фрейзер замолчала, чтобы ученики смогли переварить информацию. Ван Ыок посмотрела по сторонам. Сейчас почти весь класс слушал внимательно.
– Статистические данные о доходах и таких вещах, типа домашнего насилия, доказывают, что женщин по-прежнему притесняют. Но я все равно иногда хочу покрасить ногти на ногах, – сказала Сибилла.
Доктор Фрейзер улыбнулась.
– Я тоже. Мы часть сложной системы. Но что формирует эту систему в первую очередь?
Ван Ыок посмотрела на Билли. И в эту же секунду он тоже поднял глаза и посмотрел прямо на нее. Она почувствовала, что покраснела. Опустила глаза. Но ничего не смогла с собой поделать и снова взглянула на него. Билли все еще смотрел на нее и как-то задумчиво улыбался. Ха, наверное, сам себе удивлялся. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило у нее в голове. А вот что происходило у него?
Разговор перешел на экономику, правила поведения в обществе, теорию пересечений и историю женского движения. В конце урока доктор Фрейзер напомнила посмотреть на учебном портале труды Мэри Уолстонкрафт
[15] и прийти на следующий урок готовыми к дискуссии.
* * *
Ван Ыок удавалось избегать Билли весь оставшийся учебный день. Его не оказалось и у шкафчиков после уроков. Зато там была Холли.
– Ну-ну, маленькая Ван Трак, девочка с колесиками… и крылышками.
Ван Ыок безразлично (ей хотелось на это надеяться) посмотрела на всю компанию – Холли, Габи и Тифф. Они поправляли волосы, прижимались друг к дружке и принимали изящные позы, как будто в любой момент откуда ни возьмись мог выскочить фотограф. Отчасти так и было. Кто-нибудь из них все время держал телефон на расстоянии вытянутой руки, а остальные гримасничали. Потом они проверяли фотографию: у любой было право вето, если она получалась ужасно. Но в искусстве позерства им равных не было, поэтому и не было ужасных фотографий. Они нарочно критиковали себя, уверенные в том, что подружки примутся все отрицать. «Ну и дерьмово же я выгляжу!» «Боже, ну что за бред! Ты такая красавица, я тебя ненавижу!» Они бы идеально смотрелись на фотографиях в стиле работ Боттичелли. Пусть и в школьной форме, но вылитые три грации с картины «Весна». Билли мог бы стать юношей, срывающим с дерева апельсин. Можно было много говорить об их раздутом самомнении, о завышенной самооценке, но тем не менее они все равно оставались просто девчонками из школы и мало чем отличались от других из других школ. Эта мысль вызвала у Ван Ыок улыбку.
