— Разведывательная группа слажена, состав постоянный, — ответил Джо. — Тебя будем инструктировать по дороге, а в поиске придётся приспосабливаться. Пойдёшь со мной в паре. Занятия провести заранее не сможем — они прибудут в город в понедельник вечером.
— Плохо без слаживания, но что поделаешь. Буду готов.
— Я карту местности оставлю, подумай над ней.
Джо попрощался и ушёл, а я задумался. Получалась интересная комбинация. Судя по карте, действительно малыми силами район заблокировать было невозможно. Угол с Проходом, который представлял собой засыпанное галькой ущелье, проложенное безымянной речкой, больше всего напоминал перевёрнутый бокал, где сам Проход был ножкой бокала. Заблокировать выход можно, только поместив опорный пункт в непосредственной близости от выхода. В то же время в горах существовали пешие тропы, по которым противник мог выйти в тыл опорного пункта, и если не уничтожить его при поддержке со стороны неприступного Прохода, то сделать выполнение его основной задачи невозможным. А уж отрезать пункт от снабжения или сильно таковое затруднить — было детской игрой.
Заблокировать всё — нужны другие силы, которых в этом мире для выполнения одной-единственной задачи нет ни у кого. Проблем и других хватает. Но если захватить сам Проход, то выходы с троп можно полностью закрыть действиями мобильных бронегрупп, базирующихся на опорный пункт у безопасного теперь Прохода. Пеший противник серьёзной угрозы представить не сможет, поддержать его огнём с господствующих высот будет некому. Ситуация перевернётся с головы на ноги.
А вот теперь сама идея: за хребтами Сьерра-Невада, как раз с обратной стороны Угла, действовали три роты кубинского 3-го батальона, глазами и ушами которых в Техасе, собственно говоря, и была Мария Пилар Родригез. Решали они там свои собственные задачи и числились никак между собой не связанными отрядами «повстанцев» и «революционеров». Вскоре им предстояло двинуться на территорию Русской Армии, и этот вопрос прорабатывался с трудом. Идти по противоположной стороне гор было трудно — возможны бои. Идти по этой — неминуемо вовлечься в конфликт с «минитменами», конфедератами и, возможно, московскими силами. Для них неожиданное появление кубинцев будет просто налётом большой банды.
Если обеспечить их сопровождением подразделений РА, то можно сильно повредить свой образ в глазах жителей окрестных территорий. Не сможешь ведь каждому объяснить, что это не Русская Армия поддерживает и охраняет бандитов, а всего-навсего появилось подразделение кубинской армии, о которой никто и не слышал. Тоже плохо получиться может.
А теперь вернёмся к Проходу в горах Угла. Вся оборона Прохода направлена на юг. Банды за него даже не воюют, насколько я слышал раньше, потому что он даёт им возможность совершать налёты и отрываться от преследования. Проход нужен им всем, и там у них мирное соглашение — как у хищников у водопоя в засуху. А если, скажем, кубинцы ударят по высотам с севера? Откуда никто не ждёт нападения? По тайному соглашению с техасцами?
А техасцы договорятся с европейцами, которые тоже гоняют здесь конвои, и общими усилиями они примут под ответственность Проход, оборудуют на высотах свои опорные пункты. Заминируют ущелье окончательно, поставят миномёты, пристреляют ориентиры, может быть — взорвут склоны, где получится. И всё: у банд останутся лишь тропы, по которым много на свою сторону не унесёшь, а риск даже не удвоится, а удесятерится. Как результат — экономика налётов пошатнется. Многократное повышение риска вкупе с многократным понижением доходов — оно кому надо? А кубинцев не просто пропустят, но ещё и провезут в таком случае с почётом. Одним выстрелом — двух зайцев. Дело за малым — всё это сделать. Как говорится, «у нас всё есть, осталось слямзить и принесть».
Сначала надо бы договориться и со Штабом группировки, и с кубинскими военными. А потом с их общим решением идти к техасцам. И при этом ещё и засветить себя — мол, вот он я, агент Русской Армии, а девушка моя, которую вы женой считаете, вовсе даже агент кубинский. Мы просто так устроились у вас замечательно, вы уж не серчайте. Но в любом случае сначала надо с Бонитой поговорить.
Собрал я быстренько G3 горемычную, только прицел отдельно отложил. Винтовку поставил в стойку рядом с новенькой G36, вроде как — а тут у нас продукция компании «Хеклер унд Кох», извольте знакомиться, — и ценник подвесил. Налетай.
Когда я открыл дверь в квартиру, меня окутало запахом специй и жареного мяса. Вот так, меня ещё и кормить будут. Никуда отсюда не уйду. Бонита стояла у плиты, отчаянно помешивая деревянной ложкой нечто шипящее в сковороде. Рядом, на круглой деревянной доске, лежала маленькая стопка тортилий. Полотенце она уже сменила на тонкий халат, который, правда, запахнуть не догадалась. Уже прогресс. Ещё пара часов, и она добавит к нему трусики, а к вечеру завяжет пояс. А бюстгальтеров у неё отродясь не водилось — не та грудь, чтобы её так унижать.
— А что там в сковородке? — залюбопытствовал я.
— Фахитас. Будешь?
— Спрашиваешь! — чуть не подскочил я от радости.
— Уже готово. Собиралась тебя звать.
Я быстренько побежал в ванную отмывать руки от ружейной смазки. Проголодался, оказывается. Пока мылся — тортильи переместились на стол, и туда же бухнулась сковорода с шипящей смесью мяса, лука, чеснока, сладкого перца, томатов, чили и острого перца ялапено. Рядом красовались розетки с гуакамоле, тёртым сыром и сметаной, называемой тут на французский манер «крем фраше». Кушать подано, резвись — не хочу.
— Mi Amor, ты просто мысли читаешь.
— Мысли о еде у тебя даже читать не надо, — отвергла она с ходу мою идею. — Да и читать их скучно — ты лучше о другом думай, о чём читать интересно.
— Для этого сначала сил набраться надо. Вот таким вот манером…
Я схватил тортилью, навалил в неё содержимое сковороды, засыпал сыром, плюхнул гуакамоле и, облив всё сметаной, свернул в трубку. И вцепился зубами. И так, одну за другой, штуки четыре умял — почти рекорд для меня. Наелся. И вместо мыслей, которые Бониту радуют, стал думать и излагать другие, которые радуют Штаб группировки.
Немного подумав, она со мной согласилась. Попытаться стоит. Она вызовет своего связного и ему наш план изложит — пусть доведёт до командования. А я отправлю донесение почтой — в виде маленького файла-прицепа внутри другого файла с финансовой отчётностью. Запишу всё на диск и почтой отправлю. Авиапочтой, как самым быстрым здесь способом. И буду ждать дальнейших указаний. И в поиск схожу — может, всё же удастся с полковником Силаевым поручаться. Это уже личным становится. Хочу его видеть — и всё тут, хоть трава не расти.
Об этом тоже рассказал, но сразу предупредил, что пойду один. Не то чтобы я Марии Боните не доверял — отнюдь, просто боялся я за неё. Очень боялся. В результате скандал получился: угрожала применить санкции в виде месячного воздержания. Но всё же удалось убедить, хоть и с трудом великим. Сказал, что меня берут больше переводчиком, чем разведчиком, и буду я сидеть до конца операции в глубоком тылу. И нужно это для нашего великого замысла по выводу кубинцев с гор. Сказал, что хочу просто район активности своими глазами увидеть, рекогносцировку провести, а она лучше пусть начинает со своими коллегами договариваться. Кое-как поладили, но санкции до вечера всё же она ввела — в предупредительных целях. А я сел за компьютер донесение составлять: потом его ещё на почту нести.
