Цапель оставил свое теплое, пусть и провинциальное местечко и ушел на фриланс, что его и сгубило. Ему не было и пятидесяти. Умереть в одиночестве – это печально. Ищу информацию в Сети и читаю, что он хотел, чтобы его помнили как человека, который «старался, как мог». Может быть, он и вправду старался, как мог, если учесть, что он был совершенно никчемной, бездарной бестолочью. Мне хотелось бы хлопнуть стаканчик и насладиться моментом, но я не могу.
Да, мне хотелось увидеть его униженным и оскорбленным, сломленным, обнищавшим и ввергнутым в бездну отчаяния. И все-таки наказание должно быть соразмерно преступлению. Мне совершенно его не жалко, он изрядно попортил мне жизнь, но я не хотел, чтобы он двинул кони. Пусть не око за око, а, скажем, око и передний зуб за мое око. Небольшой процент за беспокойство. Низкооплачиваемая работа лектором на подменах в каком-нибудь заштатном университете, но уж никак не полное уничтожение. Мне даже досадно, что у меня нет желания злорадствовать. Откуда эта потребность в справедливости? Еще один ушел навсегда, а нас по-прежнему слишком много.
Звоню портье, заказываю будильник для Энни и Лилиан на четыре утра и отключаю свой телефон, чтобы обезопасить себя от ответного удара. Впрочем, при заселении они там что-то напутали с моим номером, и когда я расписывался в регистрационной книге, я специально написал свое имя с ошибками. Да, это ребяческие проделки, но, как говорится, бери, что дают.
Мой номер на втором этаже. Я не люблю селиться в отелях выше второго этажа, потому что если придется эвакуироваться через окно, то, сиганув со второго, ты скорее всего выживешь. Может, ты что-то себе сломаешь, может быть, перелом будет серьезным – все зависит от того, как архитекторы здания представляли себе концепцию этажей, – но ты выживешь. На всякий случай еще раз внимательно изучаю план эвакуации при пожаре, потому что с Циклона Энни запросто станется включить пожарную сигнализацию, чтобы разбудить меня вместе со всеми остальными, а то и устроить настоящий пожар.
Однажды я застал Энни со спичками на задах здания телецентра, прямо под окном кабинета Джо’на. Застал за весьма интересным занятием, которое можно было охарактеризовать как попытку поджога.
– Ты это зачем? – спросил я.
– Просто ради интереса, – сказала она, собирая сгоревшие спички. Я бы с радостью на нее настучал, но вообще-то я одобрил ее начинание и пожелал ей удачи. Вот что делает с человеком работа на телике. Напрочь стираются все моральные ориентиры.
* * *
Следующим утром приезжает какой-то удод из «Иерусалим-Фильм» и желает общаться: поболтать с нами о съемках, по-дружески нас расспросить, что и как, и обсудить штативы. Разумеется, он вовсе не из «Иерусалим-Фильм». Небольшая поправка: по документам-то да, но на деле он тайный агент, который пытается выяснить, не готовим ли мы какой-то опасный заговор. Может быть, мы и готовим, но не в том смысле, который может касаться его интересов. Сотрудники службы разведки, они все одинаковые, я распознаю их за милю.
Я чуть было не устроился на работу в МИ-6. Я обихаживал дочку одного из их боссов. Даю подсказку: если человек никогда не рассказывает о своей работе, если он никогда не ноет, какой у него маленький офис, как долго ему добираться до места работы, какой идиот у него начальник, то человек либо служит в разведке, либо служит бухгалтером. Однажды он посмотрел на меня со значением и спросил: «Тебе было бы интересно устроиться на работу?» Я сказал «да». Больше он к этому разговору не возвращался. Может быть, я не прошел какую-то скрытую проверку. Или, может быть, все дело в том, что я попробовал обиходить вторую дочку большого босса. Эх, молодость, молодость…
Я чуть было не устроился на работу в ЦРУ. Или я думаю, что в ЦРУ. Я познакомился в поезде со старым американским пилотом, который участвовал во Второй мировой и был сбит над Тихим океаном. Потом он летал на U-2, когда их еще официально не существовало.
– Вот по ним я скучаю, – сказал он. – Если ты хоть разок полетал на U-2, тебе всегда будет их не хватать. Всегда. Это лучше всего на свете. То есть в прямом смысле слова: всего.
Мы поговорили о войне, поскольку я снимал документалку о Перл-Харбор. Я показал ему Ист-Энд, рассказал о похождениях моего дяди. Мы крепко выпили, он сказал, что работает курьером, посещает посольства США по всему миру. Как я понял, развозит шифровки или ключи шифрования. В конце вечера он предложил мне работу.
– Мы всегда ищем талантливую молодежь. Это опасная работа, но не такая опасная, и если бы она не была опасной, то и не было бы никакого веселья, – сказал он. Я сказал «да» и с тех пор больше его не видел.
Я чуть было не устроился много куда и чуть было не получил много чего.
* * *
Я иду к себе в номер и звоню жене. Я много езжу по миру и знаю, что есть семейные пары, которые не расстаются ни на минуту, потому что не только живут под одной крышей, но и вместе работают. Лично мне кажется, что время от времени следует отдыхать друг от друга. У Эллен нормальная, постоянная работа. Она руководит телефонной справочной службой в небольшой страховой компании. Я бы не выдержал на такой работе. Меня пугает сама мысль о том, чтобы работать в одном и том же офисе, день за днем, от звонка до звонка, выполняя одни и те же манипуляции, изо дня в день. Может быть, я продержался бы месяца два или три, но не больше. Единственное, что меня утешает в моем бедламе: я живу той единственной жизнью, которая мне подходит. Жизнью на телике.
– Ты мне приснился сегодня ночью и выбесил меня во сне, – говорит Эллен. В этой борьбе ты всегда проигравший. – Люк не может с тобой разговаривать, он сейчас занят.
Проверяю результаты футбольных матчей. Как я и предсказывал, «Реал Мадрид» выиграл со счетом 2:1. Я совершенно не разбираюсь в футболе. Но попросите меня предсказать результат матча двух руандийских команд, о которых я в жизни не слышал, и я дам верный прогноз. При условии, что я не делаю ставки. И не прошу никого из знакомых сделать ставку от моего имени. Этого не разрешается. Я пытался.
Дозволитель дал мне эту единственную суперспособность, но я не могу ей воспользоваться. Разве что лишь для того, чтобы произвести впечатление. Я пытался устроиться футбольным комментатором, но, разумеется, эта работа всегда достается знаменитым спортсменам и тренерам. Я потом получил очень милую открытку с Карибских островов, от бывшего руководителя спортивной редакции, которому я отсылал свои предсказания, чтобы подтвердить свою профпригодность, и который внезапно уволился с телевидения. Он писал, что ему очень жаль, что он не смог «найти для меня местечко».
Я давно не был на форумах, пора зайти посмотреть, что там нового. Меня умиляет, что телевидение на самом деле это не о производстве программ и фильмов, это о злословии за глаза, о ренегатстве, интригах и подлых ударах в спину.
Бесноватая Букашка пишет: Нынче Князь тьмы обретается в славном городе Иерусалиме, где его наблюдали в компании Fifi la Folle
[5]. Значит ли это, что Апокалипсис близок, когда сокрушающий стулья зверь прибывает в Священный град? Я в трудах и заботах, вовсю поливаю свои помидорчики.
