Перед смертью женщина сказала: “Назови его Маман, как отца. Он незаконный сын регента”. И умерла, не успев даже взглянуть на ребенка. В глубокой печали принес старик-гуру младенца в свой дом.
– Из тебя вырастет великий воин, – сказал он мальчику.
Заботливо ухаживал он за ребенком, кормил его досыта, а учить и закалять начал, когда тот еще ползал на четвереньках. Приучал он младенца и к ледяной воде, и к жаркому солнцу. Однажды бросил малыша в реку – и тот поплыл. К пяти годам – хотите верьте, хотите нет – стал Маман самым сильным мальчиком на свете. Маман Генденг, как его тогда уже звали, голыми руками стирал в порошок камни. В отличие от других гуру, Мастер Хисел учил мальчика всему, что знал, ничего от него не утаивал. Показал ему все боевые приемы, отдал все талисманы и обереги, даже научил читать на древнесунданском, голландском, малайском и латыни. Научил медитировать и так же серьезно обучал кулинарному искусству.
Мастер Хисел умер, когда Маману Генденгу было двенадцать. Похоронив старика, мальчик неделю его оплакивал, а потом спустился с горы и отправился на поиски родного отца, чтобы ему отомстить. Но тут как раз остров захватили японцы, и в доме он отца не нашел – война уже разметала семью по свету. Регент, пособник голландцев, сбежал, и три года Маман Генденг искал врага, погубившего его мать. Но даже через три года отомстить ему так и не удалось: отца он нашел, когда с тем только что расправилась расстрельная команда. Тело он видел, но даже не подумал предать земле.
После разгрома японцев, когда провозгласили независимость и началась гражданская война, он ушел в партизаны. Днем прятались они в рыбацких лачугах на северном побережье, а ночью сражались, но почти всегда побеждала в стычках армия КНИЛ. Больше об этом времени и вспомнить нечего, кроме одного: он влюбился без памяти в рыбачку, совсем юную девчушку по имени Насия, – тоненькую, с бархатной смуглой кожей и ямочками на щеках. Маман Генденг часто видел ее, когда выходил к морю наловить рыбы к обеду. Она тайком носила партизанам еду, держалась дружелюбно, с лица ее не сходила приветливая улыбка.
Ничего не знал о девушке Маман Генденг, кроме ее имени. Но она так согревала ему душу, что готов был он ради нее оставить бродячую жизнь, драться за нее с кем угодно. Друзья, узнав о его тайной страсти, убедили его попросить руки девушки, как положено. Никогда еще Маман Генденг не говорил с женщиной, проститутки не в счет, – и вдруг понял, что столкнуться лицом к лицу с юной тоненькой Насией для него страшнее, чем с голландской расстрельной командой. Но, едва увидев Насию, спешившую домой с корзиной свежей рыбы, нагнал ее Маман Генденг. Ободренный ласковой улыбкой, любуясь ямочками на ее щеках, набрался он храбрости и спросил, станет ли она его женой.
Насии едва исполнилось тринадцать. То ли из-за молодости, то ли отчего-то еще она вскрикнула, задохнулась и, выронив корзину, стрелой помчалась домой, не простившись, – как маленькая девочка, которую напугал сумасшедший. Стоя рядом с кучей рыбы, глядел Маман Генденг ей вслед, готовый сквозь землю провалиться. Но отступать и не думал. Любовь как ничто другое придала ему храбрости. Собрал он с земли рыбу и с корзиной в руках решительно двинулся к дому девушки. Нужно поговорить с ее отцом, попросить ее руки, как полагается.
Насия стояла перед домом, а рядом – щуплый парнишка с покалеченной ногой. Маман Генденг знал, что единственный в доме мужчина – ее отец-рыбак, что два ее брата-партизана погибли, а о хромом доходяге никогда не слыхал. С натянутой улыбкой приблизился к ним Маман Генденг, поставил корзину у ног девушки. Душу ему жгла ревность. Лишь храбрость – или глупость? – заставила его повторить те же слова.
– Насия, хочешь выйти за меня? – спросил он с мольбой во взгляде. – Когда кончится война, я возьму тебя в жены.
Девушка мотнула головой – и в слезы.
– Уважаемый партизан, – отвечала она с запинкой, – видите юношу рядом со мной? Да, он не из силачей. Ни на промысел выходить никогда не сможет, ни воевать, как вы. Знаю, вам ничего не стоит его убить, а меня изловить, как летучую рыбку. Но если так, то прошу вас, убейте и меня заодно, потому что мы любим друг друга и разлуки не вынесем.
Щуплый парнишка стоял молча, потупившись, даже головы не поднял. Сердце Мамана Генденга было разбито. Он понял: эти двое любят друг друга без памяти. Задумчиво кивнув, он ушел, не простившись и не оглянувшись. Пусть залечивать сердечные раны придется долго, не станет он мешать их счастью.
С тех пор мучили его ужасные видения, преследовали до конца войны. Иногда оставался он один на ничейной полосе – пусть настигнет его вражеский выстрел. Нарочно лез под пули и снаряды, но, видно, не суждено ему было погибнуть. За все это время ни разу он не встречал Насию и старался, чтобы пути их не пересеклись. Но когда кончилась война и он узнал о свадьбе своей возлюбленной, то послал ей в подарок красный пояс тонкой работы, купленный у здешней мастерицы.
Партизанские отряды распустили, но Мамай Генденг нисколько не огорчился: теперь он свободен, можно снова отправиться в странствия, пусть и с разбитым сердцем. Все северное побережье обошел он – бродил старыми партизанскими тропами, промышляя набегами на богатые дома; своим жертвам он говорил: “Если вы не голландские прихвостни, то наверняка японские шавки: на революциях наживаются одни предатели”.
Вместе с дюжиной подручных держал он в страхе портовые города, а полиция и армия гнались за ним по пятам. Как Робин Гуд, грабил он богачей, а добычу отдавал бедным, защищал солдатских вдов и сирот. Но слава его, страшная и для друзей и для врагов, не принесла ему счастья. Куда бы ни шел он, всюду носил свою боль, и исцелить ее были не в силах ни встречные красотки, ни тем более кабацкие шлюхи. В сумерках, когда находило на него безумие, отправлял он подручных на поиски девушек – тоненьких, с бархатной смуглой кожей и ямочками на щеках. Насию он описывал во всех подробностях, и девушки, которых приводили к нему в логово, все были на одно лицо. Он проводил с ними ночи, но ни одна не могла заменить Насию.
Вновь он обрел вкус к жизни очень не скоро, когда услышал от рыбацких детей легенду о принцессе по имени Ренганис, такой прекрасной, что впору за нее умереть. Однажды проснулся он среди ночи, полный решимости драться за нее с кем угодно, перебудил товарищей и стал расспрашивать, где живет эта самая принцесса Ренганис. Те отвечали: в Халимунде, где же еще? Не знал Маман Генденг, что есть на свете такой город, но один из товарищей рассказал: если плыть в каноэ вдоль побережья на запад, то попадешь в Халимунду. С верой в душе и с надеждой исцелить сердечную рану отправился он в челноке на поиски любви, а товарищам поручил присматривать за своей территорией. Наконец полюбил он снова, хоть и знал о Ренганис лишь то, что слыхал от детей рыбаков.
По их словам, принцесса была чудо как хороша: последняя из королевского рода Паджаджаран, унаследовала она красоту всех принцесс Пакуана
[35]. Говорят, она и сама сознавала, что красота ее – источник бед. В детстве, когда ее свободно отпускали гулять за стенами дворца, всюду сеяла она смуту и беспорядки, большие и малые. Куда бы она ни пошла, люди тупо, как бараны, глядели на ее лицо, подернутое легкой дымкой печали. Все застывали статуями в нелепых позах, лишь глазами двигали, следя за каждым ее шагом. Завидев ее, чиновники грезили наяву, забыв о государственных делах, и королевские земли захватывали шайки разбойников, и приходилось их отвоевывать ценой немалых усилий и потерь.
