– Боб, Боб, я шучу, – прервала его я.
Я улыбнулась и, должна признать, испытала что-то вроде гордости от того, что коллеги так плохо справлялись с работой в мое отсутствие.
– Шутите, Элеанор? Что же, это хороший знак, вы, должно быть, почти выздоровели, – сказал Боб.
В его голосе чувствовалось облегчение, то ли из-за шутки, то ли из-за моих успехов, то ли из-за того и другого вместе.
– Я вернусь в понедельник, Боб, – сказала я. – Я готова.
Мой голос прозвучал твердо и убежденно.
– Замечательно! – воскликнул он. – Но вы уверены, что уже пора? Ох, Элеанор, это просто великолепно. Ну что ж, буду вас с нетерпением ждать в понедельник.
Я не сомневалась, что он говорит искренне, – я чувствовала, как из трубки исходит тепло. Когда человек улыбается, у него меняется интонация, голос звучит по-другому.
– Огромное вам спасибо, Боб, за понимание и за… в общем, за все, – произнесла я, чувствуя, что к горлу подкатил ком. – Спасибо за поддержку. Еще я хотела сказать… простите, если мне не всегда удавалось быть очень… энергичным работником…
– Да что вы такое говорите! – сказал Боб, и я почти видела, как он качает головой. – Без вас это место не было бы прежним. Правда, Элеанор. Вы – основополагающий столп.
Послышался звонок мобильного, и Боб поцокал языком.
– Простите, Элеанор, придется ответить, это новый клиент. Берегите себя, а в понедельник увидимся, договорились?
– Договорились, – ответила я.
Нажав кнопку отбоя, я почувствовала, что очень, очень надеюсь на то, что Джейн не притащит в честь моего возвращения свои пирожные. Термин «сухой» даже близко не мог описать засушливо-пустынную текстуру этих кофейно-ореховых кексов.
Подойдя к офису, который снаружи выглядел так же неприглядно, как и всегда, я замешкалась. Меня не было почти два месяца, и кто знает, какие слухи ходили о причинах моего отсутствия. Все это время я ни разу не задумалась – не была способна задуматься – об электронных таблицах, исходящих счетах, платежных поручениях и налоге на добавленную стоимость. Смогу ли я сейчас выполнять свою работу? Я сомневалась, что мне удастся вспомнить хоть что-нибудь. Пароль? Это пожалуйста. Три слова: Ignis aurum probat. «Золото огнем искушается». Поговорка заканчивается так: «… а человек напастями». Как это верно. Сильный пароль, по-настоящему сильный, как того и требует компьютерная безопасность. Спасибо, Сенека.
Однако в груди затрепетала паника. Я не смогу. Или смогу? Я еще не готова. Пойду домой, позвоню Бобу и скажу, что продлю больничный еще на неделю. Он поймет.
На тротуаре за моей спиной послышалось шарканье чьих-то ног, и я быстро смахнула слезы, появившиеся в моих глазах, пока я смотрела на приземистое здание перед собой. Без предупреждения кто-то развернул меня на сто восемьдесят градусов и с силой прижал к себе. Я ощутила очень много шерсти (шапка, шарф, перчатки), колючую щетину, запах яблок, мыла и сигарет.
– Элеанор! – воскликнул Рэймонд. – Так вот что ты имела в виду, когда говорила, что мы скоро увидимся.
Я позволила себе остаться рядом, позволила держать себя и даже прильнула к нему ближе, так как, должна признать, в этот момент, в этих обстоятельствах и в этом эмоциональном состоянии его объятие было сродни чуду. Я ничего не сказала, а мои руки, робкие, как зимний солнечный свет, медленно поднялись и обняли Рэймонда за талию, чтобы я могла прижаться к нему крепче. Он тоже молчал, видимо, чувствуя, что я нуждалась именно в том, что он уже мне дал, и ни в чем больше.
Мы постояли так некоторое время, потом я отстранилась, поправила прическу, промокнула глаза и посмотрела на часы.
– Рэймонд, ты опаздываешь на десять минут!
Он рассмеялся.
– Ты тоже!
Он сделал шаг вперед и внимательно вгляделся в мое лицо. Я смотрела на него примерно так же, как чуть раньше на меня лиса.
Рэймонд кивнул.
– Пошли, – сказал он, подставляя мне локоть. – Мы оба опаздываем. Давай все же зайдем внутрь. Не знаю, как ты, но я бы сейчас с удовольствием выпил чаю.
Я взяла его под руку, и он довел меня до самых дверей бухгалтерии. Там я со всей возможной поспешностью высвободилась, обеспокоенная, что кто-то нас может увидеть. Он близко наклонился ко мне и по-отечески (по крайней мере, мне показалось именно так, хотя я совсем не специалист в области отцов) произнес:
– А теперь слушай меня внимательно. Сейчас ты зайдешь, повесишь пальто, включишь чайник и приступишь к работе. Никто не будет поднимать шумиху, не произойдет ничего драматического. Все будет так, как будто ты и не уходила.
Он кивнул, словно подчеркивая свои слова.
– Но что если…
Он мягко перебил меня:
– Элеанор, поверь мне. Все будет в полном порядке. Ты плохо себя чувствовала, тебе понадобилось время, чтобы поправиться, но теперь ты снова вернулась в строй. Ты отлично работаешь, и все будут на седьмом небе от счастья оттого, что ты вернулась. И на том точка.
Голос его звучал серьезно, искренне. Участливо.
После его слов мне действительно стало лучше – намного лучше.
– Спасибо тебе, Рэймонд, – тихо сказала я.
Он ткнул меня кулаком в плечо – нежно, не по-настоящему, – и улыбнулся.
– Боже мой, мы страшно опаздываем! – воскликнул он в притворном ужасе. – Увидимся за обедом в час?
Я кивнула.
– Тогда вперед, задай им жару! – сказал он, улыбаясь, и пошел прочь, неуклюже ступая по лестнице, будто цирковой слон, разучивающий новый трюк.
Я откашлялась, оправила юбку и открыла дверь.
В первую очередь самое важное: перед тем как сесть за стол и встретиться с коллегами, нужно было пройти жуткую процедуру собеседования после длительного отсутствия. Я такого никогда не делала, но мне доводилось слышать, как другие о ней шушукаются. Насколько я поняла, отдел кадров отправлял человека к шефу, если тот отсутствовал больше пары дней, чтобы убедиться, что сотрудник полностью поправился и способен работать, а также выяснить, нельзя ли как-нибудь улучшить условия работы. В действительности же бытовало мнение, что истинной целью этого действа было напугать человека, отбить у него охоту болеть, и проверить – как там это называлось? – не отлынивал ли он. Однако этими людьми руководил не Боб. Непосредственно ему подчинялись только менеджеры отделов. Теперь я стала одной из них, избранной преторианкой. Правда, император из Боба был довольно странный.
Боб встал, поцеловал меня в щеку и обнял, прижавшись своим круглым животиком, от чего мне захотелось засмеяться. Потом похлопал по спине. Все происходящее меня страшно смущало, но и очень умиляло.
Боб взялся хлопотать, налил мне чая и предложил печенья, чтобы я чувствовала себя комфортно.
