На следующее утро я резко проснулась и увидела, что Глен лежит рядом со мной – голова на подушке, тельце под одеялом, прямо как человек. Она буравила меня взглядом своих огромных зеленых глаз, будто мысленно велела мне проснуться. Она проследовала за мной на кухню, где я налила ей немного воды, которую она проигнорировала, и насыпала корма, на который она набросилась и тут же срыгнула обратно на пол. Я полезла под мойку, чтобы достать тряпку и убрать за ней, а когда повернулась, увидела, что она заглатывает все обратно.
– Хорошая девочка, Глен, – сказала я.
Проста в эксплуатации.
Поскольку Рэймонд принес только самый минимум еды, когда Глен задремала на одеяле, я тихонько вышла из квартиры, села в автобус и поехала в торговый центр, где, по моим сведениям, располагался большой магазин товаров для животных. Там я купила своей питомице более габаритную и удобную кровать, подходящий лоток с крышей для большей уединенности, четыре вида сухого и консервированного корма, а также пакет органического наполнителя для туалетов. Плюс бутылку масла, вроде бы полезного для ее шкуры, – добавлять в пищу по чайной ложке каждый день. Лично мне было совершенно все равно, отрастет ее шерсть или нет – для меня Глен и так была в полном порядке, – но мне казалось, что ей может быть удобнее без проплешин. По моим впечатлениям, она не относилась к типу животных, любящих игрушки, но на всякий случай я все же взяла блестящий мячик и огромную, размером со стариковский тапок, пушистую мышь, набитую кошачьей мятой. Подкатив тележку к кассе, я поняла, что придется заказывать такси. Я почувствовала прилив гордости.
Водитель даже не подумал помочь мне отнести покупки наверх, поэтому мне понадобилось сделать несколько ходок. Когда я наконец втащила их в квартиру, по моему лицу струился пот. Поход в зоомагазин занял больше двух часов. Глен все так же спала на одеяле.
День я провела за незначительными, но приятными делами. Глен оказалась хорошим товарищем: она была спокойна, сдержанна и по большей части спала. Вечером, когда я с чашкой чая устроилась слушать радиоспектакль, Глен запрыгнула ко мне на колени и принялась тыкать в мои ляжки своими лапами, немного выпустив когти. Это было не особенно приятно, но я наверняка знала, что она делала это любя. Минуту спустя Глен осторожно улеглась у меня на коленях и уснула. Через двадцать минут мне захотелось в туалет – естественную потребность усугубил тот факт, что она, далеко не худышка, всем своим весом надавила на мой мочевой пузырь. Я попыталась мягко отодвинуть ее в сторону, но она не далась. Я попробовала еще. С третьей попытки моя красавица медленно поднялась на ноги, выгнула спину, протяжно и неодобрительно вздохнула и направилась к своей новой постели. Устроившись там, она пристально смотрела мне вслед, когда я выходила из комнаты, и встретила меня тем же взглядом, когда я вернулась. Она сверкала глазами весь вечер, но меня это ничуть не заботило. Мне приходилось сталкиваться с куда более жуткими вещами, чем возмущенная кошка.
Несколько дней спустя Рэймонд приехал опять, посмотреть, как устроилась его протеже. Я пригласила и его мать – он как-то сказал, что миссис Гиббонс была бы рада меня навестить, а я, зная, что она сходит с ума по кошкам, полагала, что ей будет приятно увидеть Глен. В любом случае, после предыдущего визита Рэймонда у меня осталось достаточно сладостей, так что я не предвидела никаких проблем.
Они приехали в черном такси, чем миссис Гиббонс была явно очень довольна.
– Ах, Элеанор, водитель был просто душка, правда, Рэймонд? – сказала она.
Тот кивнул, и мне показалось, что я уловила крохотный намек на усталость, будто она уже не первый раз заводила этот разговор во время их короткой поездки с южной в западную часть города.
– Сама любезность, помог мне сесть, потом выйти, придержал дверцу машины, пока я возилась со своими ходунками…
– Все так и было, мам, – сказал Рэймонд, пристраивая ходунки в углу гостиной, в то время как миссис Гиббонс усаживалась на диван.
Глен, неисправимая бунтарка, юркнула в постель – мою постель, – как только гости показались на пороге. Теперь о ее присутствии свидетельствовал лишь посапывающий под одеялом комок. Миссис Гиббонс расстроилась, но я дала ей посмотреть на моем телефоне фотографии, а сама пошла заваривать чай. Рэймонд присоединился ко мне на кухне и прислонился к столешнице, глядя, как я наливаю кипяток. Рядом он поставил пакет из супермаркета.
– Так, ничего особенного… – сказал он.
Я заглянула внутрь. Там обнаружилась белая картонная коробка из кондитерской, перевязанная ленточкой, и небольшая баночка какого-то кошачьего деликатеса.
– Как здорово! – в восторге воскликнула я.
– Я плохо знаю твои вкусы, но приходить с пустыми руками не хотелось… – Рэймонд залился краской. – Мне подумалось… ты должна любить красивые, приятные вещи, – сказал он, глядя мне в глаза. – Ты этого заслуживаешь.
Как странно. Должна признать, что на несколько мгновений я даже потеряла дар речи. Заслуживаю?
– Знаешь, это забавно, Рэймонд, – ответила я. – Мое детство с мамочкой сформировало очень искаженную картину мира. Иногда она давала нам красивые и приятные вещи, иногда… нет. То есть, одну неделю мы макали перепелиные яйца в сельдерейную соль и извлекали из раковин устрицы, а на следующую голодали. В самом прямом смысле, страдали от нехватки еды и воды.
Рэймонд вытаращил на меня глаза.
– Она признавала только крайности – крайности и больше ничего, – продолжала я, кивая самой себе. – Я тосковала по нормальности. Знаешь, трехразовое питание, обычная еда, вроде томатного супа, картофельного пюре, кукурузных хлопьев…
Я развязала ленточку и заглянула в коробку. Бисквитный торт внутри оказался настоящим произведением кулинарного искусства, по шоколадной глазури были рассыпаны яркие бусины малины. Это была обычная роскошь, которую Рэймонд выбрал специально для меня.
– Спасибо, – сказала я, чувствуя, что из глаз вот-вот брызнут слезы.
Говорить что-либо еще было не нужно.
– Спасибо, что пригласила нас, Элеанор, – ответил он. – Мама любит куда-нибудь выходить, но ей это редко удается.
– Я в любое время буду рада видеть вас обоих, – искренне сказала я.
Я поставила торт на поднос и хотела взять его в руки, но меня опередил Рэймонд. Я пошла следом и отметила, что он подстригся.
– Как ты себя чувствуешь, Элеанор? – спросила миссис Гиббонс, когда мы устроились за столом. – Рэймонд говорил, что в последнее время тебе немного нездоровилось.
На ее лице отражалась умеренная, вежливая озабоченность, ничего более, и я с благодарностью поняла, что Рэймонд не стал посвящать ее в подробности.
– Я чувствую себя намного лучше, спасибо. Рэймонд обо мне позаботился. Мне очень повезло.
Рэймонд выглядел удивленным. Миссис Гиббонс – нет.
– У моего мальчика золотое сердце, – сказала она, кивая.
