– Вам сразу принести заказ или подождете Рэймонда? – спросил он.
Я ответила, что Рэймонд должен был прибыть с минуты на минуту, и Майки принялся протирать соседний стол.
– Как дела? – спросил он.
– В порядке, – ответила я, – похоже, приближаются последние летние деньки.
Об этом я думала, пока шла в кафе, чувствуя на лице ласковые лучи солнца, замечая в зеленых кронах деревьев отдельные желтые и красные листья. Майки кивнул.
– А я с первого числа увольняюсь, – сказал он.
– О! – сказала я. – Очень жаль.
Майки был добрым и вежливым парнем, всегда приносил с кофе трюфели, хотя мы их не просили, и никогда не требовал за них дополнительную плату.
– Нашли что-нибудь получше? – спросила я.
– Нет, – ответил он, присаживаясь рядом со мной на краешек стула, – с Хейзел совсем плохо.
Хейзел, как я знала, была его девушка, они жили неподалеку с дочерью Лоис и небольшой болонкой.
– Очень сочувствую вам, Майки, – сказала я.
Он кивнул.
– Врачи думали, что со всем справились, но все началось снова, теперь в печени и лимфатических узлах. Я просто хотел, ну, знаете…
– Провести оставшееся Хейзел время вместе с ней и Лоис, а не подавать всяким незнакомым женщинам булочки с сыром, – заметила я, и он благодарно засмеялся.
– Сейчас все дело в размере, – сказал он.
Я собралась с духом и положила руку ему на плечо. Хотела было что-то сказать, но не смогла подобрать правильные слова, так что просто посмотрела на него, надеясь, что он и без слов все поймет: что мне отчаянно жаль его семью, что я восхищаюсь его заботой о Хейзел и Лоис, что я больше, чем кто-либо понимаю, что такое утрата, знаю, как ему сейчас тяжело и как потом будет еще тяжелее. Как бы мы ни любили другого человека, этого всегда недостаточно. Сама по себе любовь не может его сохранить.
– Спасибо вам, Элеанор, – мягко произнес он.
Он поблагодарил меня!
В этот момент пришел Рэймонд и рухнул на стул.
– Как дела, старина? – спросил он. – Как Хейзел?
– Неплохо, Рэймонд, неплохо. Я принесу вам меню.
Когда он ушел, я подалась вперед и спросила:
– Ты уже знаешь о Хейзел?
Он кивнул.
– Полное дерьмо, правда? Ей еще и тридцати нет, а малышке Лоис меньше двух.
Он покачал головой. Мы замолчали – говорить что-то еще было бессмысленно. Когда мы сделали заказ, Рэймонд откашлялся.
– Я должен тебе кое-что сообщить, Элеанор. Прости, еще плохие новости.
Я откинулась на стуле и подняла глаза на потолок, готовясь их услышать.
– Говори.
В жизни есть очень мало вещей, которых я не могла бы себе вообразить или к которым оказалась бы не готова. Хуже того, что я уже пережила, ничего быть не может, – звучит как преувеличение, но в действительности это констатация факта. Я полагаю, в некоем странном смысле это для меня источник силы.
– Самми… – произнес Рэймонд.
Этого я не ожидала.
– В эти выходные он скончался, Элеанор. Обширный инфаркт. По крайней мере, все произошло быстро.
Я кивнула. С одной стороны, я удивилась, с другой – нет.
– Как это произошло? – спросила я.
Рэймонд принялся за еду и стал рассказывать подробности – то с набитым ртом, то прожевав. Даже не представляю, что могло бы оторвать этого человека от обеда. Наверное, только вирус Эбола.
– Самми был у Лауры, – сказал он, – просто сидел и смотрел телевизор. Все случилось внезапно.
– А она в тот момент была дома? – спросила я.
Боже, избавь ее от этого. Жить потом дальше, пытаться справиться с чувством вины, с болью, с ужасом произошедшего… я не пожелала бы такого ни одному человеческому существу. Будь у меня такая возможность, я с радостью переложила бы ее груз на свои плечи. По сравнению с моим собственным он был бы столь мизерным, что я его даже бы не заметила.
– Она была наверху, собиралась уходить, – ответил Рэймонд, – представь, какой это был шок, когда она спустилась вниз и обнаружила его на диване.
Значит, Лауре себя винить не в чем. Она не могла его спасти, даже если попыталась бы. Нет, здесь все было в порядке – насколько это возможно в данных обстоятельствах. Я стала анализировать факты.
– Значит, на момент наступления смерти он был один, – сказала я, – полиция не подозревает, что смерть была насильственной?
Рэймонд подавился бургером с халлуми, и мне пришлось протянуть ему стакан воды.
– Черт побери, Элеанор! – воскликнул он.
– Прошу прощения, но это первое, что пришло мне в голову.
– Иногда лучше не произносить вслух первое, что приходит в голову, ясно? – тихо сказал он, не глядя на меня.
Я почувствовала себя ужасно. Из-за Самми и его семьи, из-за того, что, сама того не желая, расстроила Рэймонда, из-за официанта и его девушки, из-за их несчастного ребенка.
Везде смерть и страдания обрушиваются на хороших, добрых людей, ничем не заслуживших такого, и никто не в состоянии помешать… На глаза навернулись слезы, и чем больше я пыталась их побороть, тем больше их набегало. В горле встал обжигающий, будто полыхающий огнем ком, нет, пожалуйста, только не огонь…
Рэймонд пересел на стул рядом со мной, обнял за плечи и заговорил тихим ласковым голосом:
– Элеанор, пожалуйста, не плачь. Прости меня… Я совсем не хотел на тебя срываться, правда… Элеанор, ну пожалуйста…
Как ни странно – никогда бы не подумала, – тебе действительно становится лучше, когда другой человек обвивает тебя рукой, прижимает к себе. Почему? Может, подобная потребность в физическом контакте присуща всем млекопитающим? Рэймонд казался теплым и надежным. Я вдыхала запах его дезодоранта и порошка, которым он стирал одежду, – над ними витал слабый налет табака. Запах Рэймонда. Я прижалась крепче.
Наконец мне удалось вернуть контроль над эмоциями, и постыдные слезы отступили. Я шмыгнула носом, Рэймонд вернулся на свое место, порылся в карманах куртки и протянул мне пачку бумажных платочков. Я улыбнулась, взяла один и высморкалась. Я сознавала, что издаю чрезвычайно неаристократичные трубные звуки, но что еще мне оставалось делать?
– Прости, – сказала я.
Он слегка улыбнулся в ответ.
– Я понимаю, – сказал он, – это тяжело.
Чтобы переварить все, что он сказал, мне потребовалось некоторое время.
– И как сейчас Лаура? И Кит? И Гэри?
– Они в полном раздрае, что ожидаемо.
– Я пойду на похороны, – решительно сказала я.
