Не потрудившись постучать, Рэймонд толкнул дверь, крикнул: «Привет!» – и прошел на небольшую кухню. В ней восхитительно пахло супом, горячим и пряным. Аромат, скорее всего, исходил от большой кастрюли, стоявшей на плите. Пол, как и все остальные поверхности, сверкал безупречной чистотой, и я была уверена, что если открыть любой ящик или шкафчик, внутри будет царить столь же идеальный порядок, а каждая вещь аккуратно лежать на своем месте. Обстановка была функциональной и простой, но кое-где виднелись вспышки дурновкусия: на стене висел календарь с аляповатой фотографией, изображавшей двух котят в корзинке; на дверной ручке красовался мешочек для пластиковых пакетов, выполненный в виде старомодной куклы. На сушилке стояли одна чашка, один стакан и одна тарелка.
Пройдя крохотную прихожую, мы с Рэймондом вошли в гостиную, такую же безупречно чистую и пахнущую мебельным лаком. В вазе на подоконнике стоял букет хризантем, в старомодном буфете, за дверцами с дымчатыми стеклами, будто священная реликвия, хранился беспорядочный набор фотографий в рамках. Пожилая дама в кресле потянулась за пультом, чтобы выключить звук огромного телевизора. Там как раз шла программа, на которой люди везут старые предметы оценщику, а когда выясняется, что те обладают какой-то ценностью, тут же делают вид, что слишком дорожат ими, чтобы продать. На диване нежились три кошки; две взирали на нас, в то время как третья лишь приоткрыла один глаз и тут же опять уснула, посчитав ниже своего достоинства как-то реагировать на наше присутствие.
– Рэймонд, сынок! Входи, входи! – сказала старушка, указывая на диван, и подалась в кресле вперед, чтобы турнуть своих питомцев.
– Я привел приятельницу с работы, надеюсь, это ничего? – спросил он, подходя к матери и целуя ее в щечку.
Я сделала пару шагов вперед и протянула ей руку.
– Элеанор Олифант, рада познакомиться, – она взяла в руки мою ладонь, точно так же, как до этого Самми.
– Очень приятно, голубушка, – ответила она, – я всегда рада друзьям Рэймонда. Что же ты стоишь, прошу тебя, садись. Уверена, ты не откажешься от чашечки чая. С чем ты его пьешь?
Она сделала попытку встать, и в этот момент я заметила рядом с ее креслом ходунки на колесиках.
– Сиди, мам, я сам, – сказал Рэймонд. – Давай я заварю всем чайку.
– Было бы чудесно, сынок, – сказала она, – у меня есть печенье «Уэгон Уиллз», твое любимое.
Рэймонд вышел из кухни, а я села на диван справа от его матери.
– Он хороший мальчик, мой Рэймонд, – с гордостью сказала она.
Не зная, как лучше ответить, я выбрала кивок головой.
– Значит, вы вместе работаете, да? – продолжала она. – Ты тоже чинишь компьютеры? Боже мой, в наши дни девушкам по плечу любой труд!
Она была такой же чистой и опрятной, как ее дом. Ворот ее блузки скреплялся жемчужной брошью, ее ноги облекали бордовые бархатные тапочки, отделанные овчиной и выглядевшие весьма уютно. Я предположила, что ей шел восьмой десяток. Пожимая ее руку, я заметила, что ее суставы разрослись до размеров ягод крыжовника.
– Нет, миссис Гиббонс, я работаю в финансовом отделе, – ответила я.
Я немного рассказала ей о своей работе, и она слушала меня с неподдельным интересом, постоянно кивая и время от времени переспрашивая: «В самом деле?» Или: «Смотрите-ка, как занятно».
Когда я завершила свой монолог, полностью исчерпав скудную тему бухгалтерских отчетов, она улыбнулась.
– Ты здешняя, Элеанор? – ласково спросила она.
Обычно подобные расспросы вызывают у меня крайнее негодование, но сейчас было очевидно, что она спрашивает искренне и без злого умысла. Поэтому я рассказала ей, где жила, умышленно избегая точных наименований. Никогда не надо раскрывать место жительства малознакомым людям.
– Но выговор у тебя ведь не здешний? – это наблюдение она облекла в форму вопроса.
– Я провела детство на юге, – ответила я, – но в возрасте десяти лет переехала в Шотландию.
– Вот оно что, – сказала она, – это все объясняет.
Мой ответ, казалось, ее полностью удовлетворил. Я заметила, что большинство шотландцев никогда не интересуются подробностями после фразы «на юге». Надо полагать, за этими словами для них кроются некие абстрактные «английские земли» с лодочными гонками и шляпами-котелками, будто Ливерпуль и Корнуолл – это одно и то же место, населенное одинаковыми людьми. С другой стороны, шотландцы непоколебимо убеждены, что каждый уголок их собственного края уникален и неповторим. Мне трудно понять почему.
Рэймонд вернулся, держа в руках кричаще-яркий пластиковый поднос, на котором было все необходимое для чаепития и пачка печенья.
– Рэймонд! – воскликнула его мать. – Боже праведный! Молоко надо было налить в кувшинчик! У нас же гостья!
– Мам, это просто Элеанор, – сказал он и бросил в мою сторону взгляд, – ты ведь не против?
– Совершенно нет, – ответила я, – дома я тоже всегда пользуюсь картонным пакетом. Ведь это всего лишь сосуд для перемещения жидкости в чашку. В сущности, я бы даже сказала, это гигиеничнее, чем держать молоко в кувшинчике без крышки.
Я потянулась и взяла печенье «Уэгон Уиллз». Рэймонд уже жевал свое. Они принялись болтать о каких-то иррелевантных предметах, а я тем временем устроилась на диване поудобнее. У обоих были не особенно зычные голоса, и я прислушивалась к громкому тиканью старинных часов на каминной полке. Было очень тепло, но не невыносимо жарко. Одна из кошек, лежавших на боку перед камином, вытянулась во весь рост, вздрогнула и опять уснула. Рядом с часами стояла потускневшая от времени фотография. На ней был изображен мужчина, по всей видимости, отец Рэймонда. Он широко улыбался в объектив, держа в руке фужер с шампанским и, вероятно, произнося тост.
– Это папа Рэймонда, – сказала его мать, перехватив мой взгляд, и улыбнулась. – Снимок сделали в тот день, когда наш мальчик узнал результаты экзаменов, – она опять бросила на сына взгляд, в котором явственно читалась гордость. – Рэймонд первым в нашей семье поступил в университет. Отец был страшно рад. Как бы мне хотелось, чтобы он дожил до твоего выпускного. Хороший тогда был день, да, сынок?
Рэймонд улыбнулся и кивнул.
– Вскоре после начала занятий у него случился сердечный приступ, – объяснил он мне.
– Он так и не отдохнул на пенсии, – сказала мать, – так часто бывает.
Они немного помолчали.
– А кем он работал? – спросила я.
Мне не было интересно, но я чувствовала, что это надлежащий вопрос.
– Инженер по газу, – ответил Рэймонд.
Его мать согласно кивнула.
– Он всю жизнь много работал, – добавила она, – мы никогда ни в чем не нуждались, правда, Рэймонд? Каждый год ездили в отпуск, купили премиленькую машину. Слава богу, что он хоть застал свадьбу Дениз, что ни говори, а это уже кое-что.
