– Когда ты…
– Нет, подожди. Погоди секундочку, мам. Я не был сегодня на работе. Мне нужно кое-что тебе сказать.
Она отложила вилку и устремила на него уставший взгляд. Воздух стал неподвижным.
– Я сегодня ездил с Лидией в университет Мидл Теннесси.
Ее лицо напряглось.
– Зачем?
Скажи ей, что сделал это, чтобы развлечься. Безобидное развлечение. А потом он увидел, как стоит на сцене во время конкурса талантов, вспомнил, как поцеловал Лидию, и понял, что не может предать того себя, которым стал. Теперь он был больше, чем прежде.
– Потому что я буду там учиться. Я поступил.
– Мы же решили, что ты не станешь этого делать. – Ее голос был мягким, но не как подушка. Скорее, как горка металлической стружки или толченого стекла.
– Ты решила. Я не решал. Я просто не выразил своего несогласия с тобой. Но теперь выражаю. Я буду там учиться.
– Мы не можем себе этого позволить, Диллард. Ты нас разоришь. – Мать говорила медленно и осторожно, как объясняла бы малышу, что нельзя прикасаться к раскаленной плите.
– Я получил стипендию как нуждающийся в финансовой помощи. Чтобы покрыть остальное, возьму кредит, за который сам буду нести ответственность. Но я это сделаю.
Она покачала головой.
– Нет.
– Я не спрашиваю у тебя разрешения. Я рассказываю тебе, потому что люблю тебя. Вот так все обстоит. Возможно, однажды я объясню, почему мне это необходимо, но не сейчас. Сегодня тебе нужно знать только то, что это так.
Мать намеренно глубоко дышала. Воздух клокотал у нее в горле. Она отвела взгляд и закрыла глаза с таким видом, как будто молится. Не как будто. Разумеется, она молится. Но о чем? Просит о словах, которые помогут меня разубедить? О милосердии, которое поможет ей принять мое решение?
Она поднялась и отодвинула – почти изящным жестом – свою тарелку со спагетти, съеденными наполовину. Развернулась и пошла к себе в спальню. Закрыла за собой дверь, осторожно, медленно, будто знала, что Дилл предпочел бы, чтобы она ее захлопнула.
Дилл сидел в тишине, слушая треск холодильника. Он чувствовал себя как в тот момент, когда закончил петь на конкурсе талантов; как тогда, когда впервые поцеловал Лидию – как и всякий раз, когда он ее целовал; когда он знал, что сделал нечто трудное, смелое и прекрасное. И если ты собираешься жить, тебе не остается ничего другого, кроме как совершать трудные, смелые и прекрасные поступки.
44
Лидия
Лидия с Диллом сидели в углу их школьной столовой, в которой все только и говорили что о выпускном, который должен был состояться через неделю, в начале мая. После смерти Трэвиса их никто больше не тревожил. Но то ли это было проявление некой порядочности, то ли их одноклассники наконец переключились на что-то другое – этого Лидия знать не могла.
Дилл достал свой ноутбук и принялся изучать информацию о занятиях, которые можно выбрать в университете.
– Так что, мы с тобой пойдем на выпускной? – спросил он, что-то печатая.
Лидия не поднимала глаз от книги Джуны Барнс.
– Прости, Дилл, я поеду на выпускной на желтом лимузине «хаммер» со своим накачанным бойфрендом-футболистом. У нас будет семь секунд неистового, хрюкающего секса на заднем сиденье. Я забеременею, и мы поженимся. Потом он найдет работу – будет продавать подержанные тачки, и… Так, ладно, эта шутка начинает вгонять меня в депрессию.
Дилл закрыл ноутбук.
– Нет, я серьезно.
– Серьезно? Конечно. – Она откусила кусочек морковки в хумусе, все еще не поднимая глаз.
– Думаю, ты должна пойти на выпускной вместе со мной, – сказал он со своей новообретенной гипнотической уверенностью.
Она наконец отложила книгу и посмотрела на Дилла, жеманно изогнув бровь.
– О, ты так думаешь?
– Да. И у меня есть идея, как сделать, чтобы он не был отстойным.
– Я вся внимание.
Дилл наклонился к ней.
– Ущербный выпускной. Мы намеренно сделаем свой выпускной настолько ущербным, насколько вообще можно представить.
Лидия задумалась.
– Таким, какого и ждут от нас те, кто к нам неравнодушен.
– Именно. Покажем этой школе средний палец.
Для выразительности он показал средний палец всем присутствовавшим в столовой. Никто на это не обратил внимания.
– На такой выпускной мы не просто разрешили бы Трэвису взять его дубинку – мы сами настояли бы на этом.
– Точно.
Лидия подняла руку, чтобы дать Диллу пять.
– Как же я зла, что мне не первой пришло это в голову.
* * *
Дилл был в костюме, который он надевал на похороны Трэвиса (как будто у него имелся выбор). Лидия подъехала к его дому и посигналила. Дилл спрыгнул с крыльца.
– Я послушался тебя и не стал покупать бутоньерку, – сказал Дилл, садясь в машину.
– Отлично, – ответила она, протягивая ему увядшую розу и зажим для бумаг. – Прикрепи к моему платью вот это. – На ней было аляповатое, расшитое блестками винтажное платье для выпускного в стиле 1980-х.
Дилл сделал, как она просила, а Лидия, в свою очередь, приколола к лацкану его пиджака одуванчик.
– Погоди, – сказала она. – Вылезай из машины. Нам нужно сделать кучу селфи. И, кстати, в своем блоге я уже достаточно долго притворяюсь, что незнакома с тобой. После того как твои видео просмотрели сотни тысяч человек, с тобой точно все будет в порядке, даже если народ обвинит меня в фаворитизме. Так что эти фотографии я выложу. Сделай вид, что тебе со мной весело.
Дилл рассмеялся, когда увидел Лидию в полный рост. Она нанесла автозагар только на правую ногу и левую руку.
Лидия приняла позу.
– Они сначала отказались это делать. Уступили только после того, как я заплатила за все тело.
У нее были нелепый, кричащий запекшийся макияж на лице, сложная прическа с собранными наверх волосами и длинные неоново-розовые накладные ногти.
– Ты выглядишь как сумасшедшая, – сказал Дилл.
– Я решила одеться как участница конкурса красоты, которую наряжала проститутка из придорожного кафе. Или наоборот.
– И тебе это удалось. Хотя на самом деле ты смотришься очень даже привлекательно.
Не красней.
– Ой, замолкни. Иди и встань вот тут.
Они сфотографировались вместе и по отдельности. Выкладывая в Twitter и Instagram эти снимки, на каждом из которых Дилл улыбался, Лидия чувствовала тепло и облегчение. Дилл жив. Он счастлив. У него есть будущее.
