– О, ладно, валяй, неси дубину.
Трэвис ломанулся к машине, взял дубинку и, вернувшись, принял мрачный, отрешенный вид.
– Давай.
Лидия сделала несколько снимков. Трэвис менял позу: оперся на дубинку, потом замахнулся ею, будто для удара.
– Только сфоткай меня так, чтобы было видно ожерелье с драконом.
– Чувак, я не новичок в этом деле и умею акцентировать внимание на аксессуарах.
Когда она закончила фотографировать, Трэвис подошел к ней, чтобы посмотреть на получившиеся кадры. Его лицо осветила широкая, детская улыбка. От него пахло потом, а одежда отдавала прелым запашком, словно очень долго пролежала в стиральной машине, прежде чем ее достали сушиться.
– А я хорошо смотрюсь, – пробормотал он, – прямо как Рэйнар Нортбрук из «Кровавых распрей».
Дилл, вытянувшись, заглянул в телефон.
– О, да на этих снимках черным по белому написано: «Рэйнар Нортбрук», – пошутил он.
Лидия хлопнула в ладоши.
– Джентльмены, я хочу есть. Поехали в Panera.
– Там слишком пафосно. Я хочу в Krystal, – сказал Трэвис.
– Ну, нет.
– Да брось, ты же музыку по дороге выбираешь.
– В Форрествилле есть Krystal, a Panera нет. Мы не для того сюда столько ехали, чтобы поесть в тупом Krystal и заработать себе ту же диарею, что и в Форрествилле.
– Пусть Дилл выберет. Он разрешит наш спор.
Дилл все это время смотрел куда-то в пустоту.
– Я… не голоден. Поем дома.
– Это неважно, – сказал Трэвис, – проголосовать-то ты можешь.
– Проголосуешь за Krystal – пойдешь домой пешком, – заявила Лидия.
– Тогда мой голос за Panera, – сказал Дилл и искренне улыбнулся.
В конечном счете для Трэвиса они купили еду в Krystal.
3
Дилл
Дилл очень надеялся, что на обратном пути, когда он спросит, могут ли они заехать в тюрьму, Лидия скажет, что ей нужно домой и у нее нет времени ждать, пока он пообщается с отцом. Но нет.
Тюрьма «Ривербенд» располагалась в обманчиво красивой, живописной части Нэшвилла. Массивные бежевые строения с узкими окнами стояли в окружении гряды холмов и роскошных лесных насаждений.
– Я ненадолго. Вы же знаете: терпеть не могу это место, – сказал Дилл, выбираясь из машины.
Лидия что-то печатала на своем телефоне.
– Не волнуйся, приятель. Я пока начну писать пост для блога, про возвращение в школу.
Трэвис молча поднес книгу поближе к лицу.
– Вообще-то, ребят, вы должны были сказать, что спешите домой, – пробурчал Дилл.
– Ой, ладно, – сказала Лидия, не поднимая глаз. – Давай, Дилл, побыстрее там, а то меня посадят под домашний арест или высекут.
– Ага, поторопись, – добавил Трэвис. – Я хочу поскорее вернуться домой и потусить с папашей, а не читать здесь свою любимую книгу.
Дилл смущенно улыбнулся и показал им средний палец. Потом, глубоко вздохнув, направился ко входу в главное здание, прошел через пост охраны и отметился в журнале. Охранники отвели его в комнату для посещений. Все в ней выглядело совсем не так, как показывают по телевизору. Здесь не было прозрачных разделителей и телефонных трубок. Только большое помещение с круглыми столами, у каждого из которых стояло по два-три стула, и несколько торговых автоматов. Эта комната напоминала школьную столовую, и пребывание здесь доставляло ему ровно столько же удовольствия. Воздух казался спертым, прохлада была едва ощутимой: в здании определенно имелась система кондиционирования, но в силу каких-то финансовых или моральных ограничений ею не пользовались должным образом. В помещении дежурило несколько охранников.
Дилл был единственным посетителем. Он сел за стол и принялся барабанить по нему пальцами. Ноги его тоже постоянно подпрыгивали. Скорее бы покончить с этим.
Тут дверь открылась, и в комнату в сопровождении охранника вошел Диллард Эрли-старший. Дилл повернулся и встал.
Его отец был высоким и худым, даже костлявым. У него были глубоко посаженные темные глаза, подкрученные вверх длинные усы и длинные грязные черные волосы, испещренные сединой и собранные в хвост. При каждой новой встрече Дилл отмечал про себя, что отец стал еще жестче, коварнее, нелюдимее, изворотливее. Тюрьма обтесывала его, лишая тех немногих крупиц мягкости и кротости, которыми он прежде обладал. Отец был почти на десять лет старше матери Дилла, но выглядел старше на все двадцать.
На нем были темно-синие джинсовые штаны и светло-голубая грубая рубаха с номером на груди и надписью tdoc на спине.
Отец неторопливо подошел к нему настороженной походкой хищника.
– Здравствуй, младший.
Дилл ненавидел, когда его называли младшим.
С секунду они стояли и смотрели друг на друга. Объятия и прикосновения здесь были запрещены. Сидя по другую сторону стола, Дилл чувствовал исходивший от отца запах. Не то чтобы плохой, но очень острый, отчетливый, первобытный дух. Так пахнут давно немытые кожа и волосы.
Они сели. Отец Дилла положил руки на стол. На костяшках пальцев одной руки у него было вытатуировано слово «Марк», а другой – «16:18». Вот такой поворот. И не к лучшему. Не самое обнадеживающее зрелище – замечать за ним все новые странности.
Дилл старался говорить непринужденно.
– Привет, пап. Ты, похоже, татуировки сделал.
Отец посмотрел на свои руки так, словно услышал об этом впервые.
– Да, сделал. Мне здесь не дают практиковать мои обряды, поэтому теперь я ношу знаки веры на собственной коже. Этого им у меня не отнять.
Похоже, ты неплохо справляешься. Все думали, что в тюрьме отцу придется непросто, учитывая, за что его посадили. Но они недооценивали отцовскую харизму. По всей вероятности, если можешь убедить людей брать в руки змей и пить яд, то вполне способен найти себе защиту от тех, кого отец называл «содомитами».
Они сидели друг против друга. Повисла неловкая пауза.
– Ну… как ты тут? – спросил Дилл.
– Живу одним днем, хвала Иисусу.
– Тебя… нормально кормят? – Поддерживать разговор было непросто. В тюрьме даже погода не являлась предметом обоюдного интереса.
– У меня есть все, что нужно. Как дела у тебя и у твоей матери?
– Пытаемся свести концы с концами. Работаем изо всех сил.
В его пристальном взгляде блеснул странный огонек, отчего Дилл ощутил темноту внутри.
– Рад слышать. Работайте, расплатитесь с долгами, чтобы я мог заново отстроить свой приход, когда выйду на свободу. Возможно, ты ко мне присоединишься, если к тому времени укрепишься в вере.
