– Вот ваш латте. Наличные, кредитка или кровь девственницы?
Они рассмеялись. Оба не спешили приступать к домашним заданиям.
– Нам в церкви говорили, что логотип Starbucks – сатанинский, – сказал Дилл.
– Ну разумеется, говорили, и разумеется, так оно и есть. И какие приводили аргументы? – Произнося слово «аргументы», Лидия нарисовала кавычки в воздухе.
– Русалка – демон.
– Ах, да. Но ведь ваша новая церковь не настолько эксцентрична, верно? Никаких змей?
– Никаких змей.
– Раз уж мы здесь, в храме христианского кофе, не напомнишь мне строки о змеях?
Именно об этом Дилл терпеть не мог говорить, но уступил.
– Евангелие от Марка, глава шестнадцать, стих восемнадцать. «Они будут брать змей; и, если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы».
– Браво.
– Ты же не знаешь, верно ли я вспомнил.
– Ну, прозвучало как надо, по-библейски. Я доверяю тебе, ведь я пришла сюда с тобой.
– Я не настолько верующий и вызвался пойти в церковную группу только потому, что боялся змей.
Лидия сделала глоток латте.
– Что ж, предполагаю, что играешь и поешь ты вполне неплохо, хотя я и не слышала никогда, как ты делаешь эти две вещи одновременно.
– Наверное. – Дилл пожал плечами.
Лидия, судя по всему, что-то обдумывала.
– Но вернемся к змеям. Думаешь, Иисус действительно имел в виду именно это? Может, он сказал: «И теоретически можно было бы брать в руки змей», а Марк, который за ним записывал, сразу такой: «Нужно непременно брать змей. Клево, Иисус, так и запишем!». А Иисус говорит ему: «Слушай, успокойся ты насчет этих змей. Не нужно быть чудаком, достаточно просто быть порядочным человеком. Это, скорее, нечто вроде метафоры». А Марк сидит и пишет: «Во что бы то ни стало поднимайте самых настоящих живых змей и пейте настоящий, всамделишный яд, как, например, протухший виноградный сок или другие библейские зелья».
– Да кто знает, что он там на самом деле имел в виду? – Дилл старался не подавать вида, что раздражен. Ему импонировало, что Лидия проявляет интерес к его жизни.
– Прости, тебя бесят эти разговоры?
– Не, все нормально.
Дай-ка я превращу эту обитель христианского кофе в черную пропасть лжи.
– Меня отправят в ад за то, что я шучу на эти темы?
– Нет, если мы найдем для тебя парочку змей. И, кстати, я добавил мышьяк в твой латте, когда ты отвернулась.
Они оба снова рассмеялись.
Дилл вздохнул – так, как обычно вздыхал, когда знал, что дольше откладывать уже нельзя. Он достал из сумки учебники и пробормотал себе под нос:
– Домашнее задание в первый же учебный день.
– Слушай, Дилл, погоди минутку, – тихо произнесла Лидия. В ее голосе больше не было сарказма. – Мне нужно кое-что тебе сказать.
У Дилла участился пульс. В последние несколько лет, когда люди предваряли свою речь фразой «мне нужно кое-что тебе сказать», ни к чему хорошему это не приводило.
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Твой отец попал в беду».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Ты должен выступить в качестве свидетеля».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Твоя мать попала в очень серьезную аварию, когда возвращалась из Нэшвилла после встречи с твоим отцом, и она может не выкарабкаться».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Если считать дом, церковь, судебные издержки твоего отца и мои счета после аварии, то наш долг составляет примерно двести семьдесят тысяч долларов».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Я оставляю тебя ради лучшей жизни, я не стану вспоминать о тебе и никогда больше с тобой не заговорю», – вероятно.
– Окей, – произнес Дилл.
– Я хочу устроить тебе еще один школьный шопинг. Только выбирать на сей раз мы будем школу.
Дилл тупо смотрел на нее, не вполне понимая, к чему она клонит.
– Университет. Я хочу, чтобы ты поступил в университет.
– Зачем? – Сердце Дилла продолжало лихорадочно стучать. То, о чем хотела поговорить Лидия, оказалось не настолько ужасно, как он опасался, и все же это было совсем не то, что он хотел бы услышать.
– Зачем? – Лидия казалась озадаченной, что в ее случае было редким явлением. Словно прежде ей не приходило в голову, что придется объяснять такое. – Затем. Прежде всего потому, что вуз – это классно. Ты научишься взаимодействовать в большом мире за пределами Форрествилла и будешь лучше подготовлен к жизни. Выпускники вузов зарабатывают намного больше денег. Если брать в расчет всю жизнь, то разница исчисляется миллионами.
– Значит, так: я останусь в Форрествилле, и со мной все будет в порядке. Мне не нужны миллионы. Главное – чтобы на жизнь хватало.
Дилл не смотрел ей в глаза.
– Дилл, кого ты пытаешься обмануть? Ты здесь несчастен. Все эти перешептывания, косые взгляды. Брось. Плюс я была бы рада, если бы у тебя появилась какая-то цель, чтобы ты каждые пять минут не выносил мне мозг из-за того, что у меня она есть.
Дилл скрестил руки на груди.
– Я как раз ждал, когда же мы дойдем до этой части. Для чего это тебе?
Лидия медленно и шумно втянула носом воздух.
– Агр-рх. Речь не обо мне. Речь о том, как ты можешь изменить свою жизнь к лучшему, – а мне, возможно, удастся получить от этого свои дивиденды: например, ты перестанешь вставать в позу из-за того, что я отказываюсь застрять в этом городе на всю жизнь. Я пытаюсь вытянуть тебя.
В кофейню с веселыми возгласами вошли ребята из церковной молодежной группы. Все они были на несколько лет младше Дилла с Лидией. Они заказали капкейки и смузи. И я когда-то был таким. Дилл подождал, пока они пройдут мимо их стола.
– Ты превращаешь меня в какой-то проект, – сказал он, понизив голос. – Тебе уже недостаточно просто одевать меня. Теперь ты хочешь спланировать мою жизнь.
– Издеваешься? Считаешь, что ты для меня – проект?
– Именно так я себя ощущаю: как какой-нибудь творческий проект, как серия снимков для блога. Только не для твоего блога, потому что в твоем блоге меня, судя по всему, не будет никогда.
– Ага, окей, отлично. Это мой проект – сделать твою жизнь лучше. – Она говорила все громче. У Лидии не было явного южного акцента до тех пор, пока она не начинала терять над собой контроль. – Извини, что мне на тебя не наплевать, прости, что пытаюсь помочь тебе.
– Дело в этом или ты просто боишься, что на тебе останется пятно моей жалкой жизни? И теперь тебе нужно отполировать меня и сделать из меня нечто стоящее.
