Быть может, он стал слишком взрослый. Малыши ведь лучше. Малышей чем угодно можно удивить. Взять хотя бы этот пруд с рыбками, в который Роберт сейчас швырял камешки. Мама однажды поднесла Томаса к пруду и, показывая на рыбок пальцем, говорила ему: «Рыбки». С Робертом такой номер бы не прошел. И вообще, откуда брату было знать, что мама имела в виду именно рыбок, а не пруд, воду, водоросли, отражения облаков? Да и видел ли он самих рыб? Как он может понять, что слово «рыбки» означает рыб, а не какой-нибудь цвет или действие?
Когда наконец освоишь слова, кажется, что мир – это все, что можно описать. Но ведь мир – это еще и то, что описать нельзя. В каком-то смысле вещи казались более совершенными, когда он вообще ничего не мог описать. После рождения брата Роберт стал гадать, каково это – опираться только на собственные мысли. Стоит научиться говорить, тебе останется лишь без конца тасовать замусоленную колоду из нескольких тысяч слов, которыми до тебя уже пользовались миллионы людей. Бывают редкие моменты свежести, но не тогда, когда удается облечь в слова жизнь мира, а когда из этой мысленной субстанции чудом рождается новая жизнь. Однако и до того, как слова перемешались с мыслями, мир то и дело взрывался ослепительными вспышками на небосводе его внимания.
Вдруг закричала мама:
– Что вы с ним сделали?!
Роберт выбежал из-за угла террасы как раз в тот миг, когда отец вылетел из дому. Маргарет лежала на лужайке, а Томас распластался у нее на животе.
– Все хорошо, голубушка, все хорошо, – ответила она маме. – Гляньте, он уже и плакать перестал! Весь удар пришелся на мою пятую точку. Опыт и выучка что-то да значат. Я, наверно, сломала палец, но незачем беспокоиться о глупой старухе, раз малыш цел и невредим.
– Впервые слышу от вас мудрые слова, – прошипела мама, которая никогда и ни о ком не отзывалась дурно.
Она выхватила Томаса у Маргарет и осыпала поцелуями его голову. Видно было, что ее распирает злость, но по мере того, как она целовала сына, все нехорошее утонуло в нежности.
– Он цел? – спросил Роберт.
– Вроде да, – ответила мама.
– Надеюсь, с ним все будет хорошо, – сказал Роберт, и они вместе ушли в дом, оставив Маргарет лежать на земле и возмущаться в одиночестве.
На следующее утро они спрятались от Маргарет в родительской спальне. Днем отцу предстояло везти ее в аэропорт.
– Что ж, пора спускаться, – сказала мама, застегивая комбинезончик Томаса и подхватывая его на руки.
– Не-ет! – завыл папа и плюхнулся на кровать.
– Ну что за детский сад?
– Когда у тебя появляется ребенок, ты и сам начинаешь ребячиться, заметила?
– У меня нет времени на ребячество, это привилегия отцов.
– Если бы ты нашла нормальную помощницу, время бы нашлось.
– Идем! – Мама протянула папе свободную руку.
Он легонько ее стиснул, но не сдвинулся с места.
– Не могу решить, что хуже, – сказал он, – разговаривать с Маргарет или слушать ее.
– Слушать, – проголосовал Роберт. – Именно поэтому после отъезда Маргарет я буду постоянно ее изображать.
– Вот спасибо, – сказала мама. – Смотри, твоя безумная идея даже Томаса насмешила. Он улыбается!
– О нет, голубушка, это не улыбка, – проворчал Роберт, – это газы терзают его крошечные внутренности.
Все засмеялись, а мама тут же прошептала:
– Ш-ш-ш, она нас услышит!
Напрасно – Роберт твердо решил всех позабавить. Покачивая бедрами из стороны в сторону, чтобы смягчить продвижение вперед, он подплыл к маме.
– Ваша наука для меня не аргумент, голубушка, – сказал он. – Я же вижу, ему не нравится эта смесь, пусть она и сделана из молока органических коз. Помню, работала я как-то в Саудовской Аравии – моя клиентка была принцессой, между прочим… Так вот, я им говорю: «Извините, но с этой смесью я работать не могу, мне нужен „Золотой стандарт“ фирмы „Кау энд Гейт“». А они: «Конечно, Маргарет, у вас ведь такой большой опыт, мы вам полностью доверяем». И представляете, привезли мне нужную смесь на своем частном самолете.
– Как ты все это запомнил? – спросила его мама. – Ужас какой! Я тогда ответила Маргарет, что частного самолета у нас, увы, нет.
– Ну да, деньги у них водились, – продолжал Роберт, гордо тряхнув головой. – Как-то раз я мимоходом заметила, что у принцессы очень красивые тапочки. Не успела я глазом моргнуть, а в спальне меня уже ждали точно такие же! Похожая история приключилась с фотоаппаратом принца. Признаю, мне было очень неловко. Потом я каждый раз говорила себе: «Маргарет, тебе надо научиться молчать!» – Роберт погрозил себе пальцем, уселся рядом с папой на кровать и, горько вздохнув, продолжил: – Но слова сами срывались с губ. Знаете, как это бывает – обронишь случайно что-нибудь вроде: «Ах, какая красивая шаль, голубушка, какая мягкая ткань!», и вечером точно такой же платок лежит на твоей кровати. В конце мне даже пришлось купить новый чемодан для их подарков.
Родители изо всех сил пытались не шуметь, но удержаться от смеха не могли. Когда Роберт выступал, они совсем не обращали внимания на Томаса.
– Ну вот, как мы теперь спустимся в столовую? – Мама присела к ним на кровать.
– Это невозможно, – сказал папа. – Выход перекрыт силовым полем.
Роберт подбежал к двери и сделал вид, что его отбросило назад.
– А-а! – закричал он. – Это поле Маргарет! Нам не пройти, капитан!
Он немного покатался по полу, а затем снова залез в кровать к родителям.
– Мы словно гости из «Ангела-истребителя», собравшиеся на званый ужин, – заметил папа. – Проторчим здесь несколько дней, а потом нас будут вызволять полицейские и солдаты…
– Надо взять себя в руки, – сказала мама. – Давайте расстанемся с ней по-хорошему.
Никто не шевельнулся.
– Как думаешь, почему нам так трудно выйти из комнаты? – принялся гадать папа. – Быть может, мы сделали из Маргарет козла отпущения? Мы чувствуем вину перед Томасом за то, что не можем уберечь его от страданий, которые выпадают на долю любого человека, и подсознательно пытаемся свалить вину на Маргарет – что-то в этом духе.
– Давай не будем все усложнять, милый… – сказала мама. – Она просто ужасная зануда и не способна ухаживать за Томасом. Поэтому мы и не хотим больше ее видеть.
Тишина. Томас уснул, и все приняли негласное решение помолчать. Роберт потянулся, закинул руки за голову и принялся разглядывать потолочные балки. На дереве проступила знакомая картинка из пятен и сучков: профиль носатого человека в шлеме. Сперва Роберт мог видеть его или не видеть по желанию, но через минуту-другую лицо отказалось исчезать, обзавелось безумными глазами и впалыми щеками. Мальчик хорошо знал этот потолок: раньше в комнате спала бабушка и он частенько сюда приходил. Сама бабушка теперь жила в доме престарелых. Роберт все еще помнил древнюю фотографию в серебряной рамке у нее на столе: снимок будоражил его воображение, поскольку бабушке на нем было всего несколько дней от роду. Малышка лежала на груде мехов, шелков и кружев, а на голове у нее красовался расшитый бисером тюрбан. Бабушкин взгляд был на удивление пронзителен – Роберту казалось, что она пришла в ужас от этой кучи барахла, накупленного неуемной матерью.
