С глубоким поклоном он подошел к Феликсу. Похоже, он испытывал некоторое смущение и явно робел перед такой знатной дамой, во всяком случае, ему не сразу удалось сложить нужную фразу, а лишь после нескольких запинок.
— Сударыня, — проговорил он, — бывают в жизни положения, с которыми приходится терпеливо мириться. Таково сейчас ваше положение. Не думайте только, что я хотя бы на миг забуду о почтительности, которая пристала в обхождении с такой достойной уважения особой, как вы. Вам будут предоставлены все удобства, и вам не на что будет жаловаться, разве только на те неприятные минуты, сопряженные со страхом, который вы испытали сегодня ночью.
Он сделал паузу, словно ожидая услышать что-нибудь в ответ, но Феликс хранил молчание, и разбойник продолжал:
— Не считайте меня обыкновенным грабителем или головорезом. Я несчастный человек, которого довели до такой жизни тяжелые обстоятельства. Мы хотим навсегда уйти из этих краев, но, чтобы уехать отсюда, нам требуются деньги. Мы, конечно, могли бы напасть на купцов или почтовую карету, но тогда, быть может, пострадало бы много людей, которые навсегда сделались бы несчастными. Но господин граф, ваш супруг, полтора месяца назад получил в наследство пятьсот тысяч талеров. Мы просим дать нам двадцать тысяч гульденов от этой немалой суммы, и требование наше нельзя назвать нескромным или несправедливым. Вот почему прошу вас, окажите милость и напишите вашему супругу письмо, в нем сообщите, что мы вас удерживаем у себя и что желательно, чтобы он поскорее заплатил нам выкуп, в противном случае — вы понимаете, нам придется применить к вам несколько более жесткие меры. Выкуп будет принят только при условии сохранения строжайшей тайны и только если он будет доставлен одним человеком.
За этой сценой с напряженным вниманием наблюдали все постояльцы лесного трактира, включая и графиню, которая взирала на происходящее со страхом. Она боялась, что молодой человек, вызвавшийся пойти на риск ради нее, невольно выдаст себя чем-нибудь. Она была готова в дальнейшем выкупить его любой ценой, но ни за что на свете не пошла бы в плен к разбойникам. Вот почему, когда она случайно нащупала в кармане Феликсова кафтана нож, она раскрыла его и теперь крепко сжимала в руке, с твердым намерением в крайних обстоятельствах лишить себя жизни, лишь бы не идти на такой позор. Но не меньше графини боялся и Феликс. Его, конечно, ободряла утешительная мысль, что он совершает настоящий мужской поступок, когда вступается за беззащитную, беспомощную женщину, оказавшуюся в беде, но ему было страшно выдать себя голосом или каким-нибудь неосторожным движением. И уж совсем ему стало не по себе, когда разбойник заговорил о письме, которое ему предстояло написать.
Как он будет писать? Как обращаться к графу? Как складывать фразы, чтобы не попасться?
Самый страшный момент наступил, когда предводитель разбойников положил перед ним бумагу и перо, велел откинуть вуаль и приказал писать.
Феликсу было невдомек, что в своем наряде он выглядит настоящей красоткой, — если бы он это знал, он бы ни секунды не боялся, что его разоблачат. Во всяком случае, когда он вынужден был поднять вуаль, красота незнакомки и некоторая резкость черт ее выразительного, мужественного лица, похоже, совершенно сразили человека в мундире, и он смотрел на нее с еще большим почтением.
От зоркого взгляда подмастерья это не ускользнуло, и, успокоившись, что хотя бы на данном этапе разоблачение ему не грозит, он взял перо и начал составлять письмо к своему мнимому супругу, стараясь подражать образцу, который встретился ему однажды в одной старинной книге. И вот что у него получилось:
«Любезный мой супруг!
Случилось так, что в дороге на меня, несчастную, напали среди ночи разбойники, от которых, признаться, ничего хорошего ждать не приходится. Они будут держать меня в плену до тех пор, господин граф, пока Вы не заплатите им сумму в двадцать тысяч гульденов.
Их условие при этом — чтобы Вы ни в коем случае не обращались к властям и не искали другой помощи. Деньги должен доставить один человек, без провожатых, в трактир у Шпессартского леса. В противном случае они пригрозили, что оставят меня у себя и будут обходиться со мною гораздо строже, чем сейчас.
Умоляю Вас, не мешкая, спасти меня!
Ваша бедная супруга».
Феликс протянул письмо предводителю разбойников, тот прочитал его и одобрил.
— Осталось вам решить, — сказал разбойник, — кого вы предпочитаете взять с собою в провожатые — вашу камеристку или егеря. Кого-то одного из них я отправлю с письмом к вашему супругу.
— Со мной поедут егерь и вот этот господин, — ответил Феликс, показывая на студента.
— Хорошо, — согласился разбойник и пошел к дверям, чтобы позвать камеристку. — Объясните, сударыня, что ей делать.
Дрожащая камеристка, умирая от страха, вошла в комнату. При виде ее Феликс побледнел, боясь, что может ненароком как-то все же выдать себя. Но неизвестно откуда взявшаяся храбрость, которая у него проявлялась в минуты опасности, помогла ему справиться с собой, и он обратился к вошедшей с такими словами:
— Поручаю тебе только одно: проси графа как можно скорее вызволить меня из плена!
— Не забудьте передать еще своему супругу, — добавил разбойник, — что вы настойчиво советуете ему хранить все в тайне и ничего не предпринимать до тех пор, пока вы к нему не вернетесь. У нас достаточно повсюду соглядатаев, чтобы сразу же узнать об этом, и тогда я уже ни за что не поручусь.
Перепуганная камеристка обещала все исполнить в точности. После этого предводитель разбойников велел собрать для графини узелок с одеждой и бельем, потому что они предполагали ехать налегке, а когда вещи были уложены, он с поклоном пригласил графиню следовать за ним. Феликс поднялся, егерь со студентом тоже, и так, все втроем, в сопровождении разбойника, они спустились по лестнице.
Во дворе стояло множество лошадей, одну из них предложили егерю, другая — изящная лошадка под дамским седлом — была приготовлена для графини, еще одна досталась студенту. Предводитель разбойников помог подмастерью устроиться поудобнее, подтянул подпругу, после чего вскочил на своего коня. Он занял место справа от графини, слева от нее пристроился другой разбойник, и точно так же поступили с егерем и студентом, которые оказались теперь взятыми в клещи. Затем вся шайка расселась по коням, предводитель достал рожок и подал звонкий сигнал к отправке, отряд тронулся в путь и скоро скрылся в лесу.
Путешественники, сидевшие до того в комнате наверху, с облегчением вздохнули и постепенно начали приходить в себя от пережитого ужаса. Если бы не мысль о трех товарищах, которых увели у них на глазах, они, может быть, и повеселились бы, как это бывает, когда опасность или несчастье отступает. Все дружно принялись восхищаться молодым подмастерьем, у графини навернулись слезы умиления на глазах при мысли о том, как бесконечно она обязана человеку, для которого ничего хорошего сделать не успела и которого даже толком не знала. Оставалось утешаться тем, что он поехал не один, а в компании с храбрым егерем и бойким студентом, которые всегда смогут ободрить молодого человека, если тот вдруг загорюет, не говоря уже о том, что, вполне возможно и даже вероятно, как думал кое-кто из присутствующих, егерь, будучи человеком бывалым, все же изыщет средства к побегу. Собравшиеся посовещались, что им делать дальше. Графиня, не связанная никакими клятвами по отношению к предводителю разбойников, решила, что самым лучшим будет, если она немедленно отправится к своему мужу и предпримет все возможное, чтобы открыть местопребывание пленников, а затем их освободить. Кучер, державший путь в Ашафенбург, вызвался там сходить в суд и снарядить за разбойниками погоню. Кузнец же решил продолжить свое путешествие дальше.
