Так вел себя племянник в обществе и на балах. Но, как это часто бывает, дурные привычки усваиваются легче, чем хорошие, и во всякой новой броской моде, даже самое нелепой, есть что-то заразительное для молодежи, которая не особо задумывается о жизни и о себе. Вот и племянник со своими причудами произвел в Грюнвизеле большие перемены. Увидев, что ни его странные манеры, ни его вызывающий смех, ни его несусветная болтовня, ни его грубости в отношении старших не вызывают никакого порицания и даже, напротив, воспринимаются как нечто, достойное высочайших похвал, ибо все это якобы свидетельство необыкновенной гениальности, молодые люди Грюнвизеля решили про себя: «Мы тоже так можем гениальничать».
Многие из них еще недавно проявляли усердие и старание во всем, теперь же они думали: «К чему ученость, если невежество гораздо больше в чести?» Они отставили книги и стали слоняться без дела по городу. Прежде они вели себя учтиво и вежливо по отношению ко всем, сами в разговор не лезли, а дожидались, пока их спросят, и тогда отвечали с подобающей скромностью на заданный вопрос. Теперь же они встревали в общую беседу наравне со взрослыми, трещали без умолку, высказывали свое мнение, смеялись прямо в лицо самому бургомистру, услышав какое-нибудь его суждение, и вообще говорили, что знают все лучше других.
Прежде грюнвизельская молодежь чуралась всего низкого и пошлого, теперь же они горланили на всех углах дурные песни, немилосердно курили крепчайший табак и таскались по кабакам. Ко всему прочему, они все как один обзавелись внушительными очками, хотя на зрение им жаловаться еще было рано, и разгуливали с этими колесами на носу, считая себя уже вполне солидными людьми, достойными уважения не меньше, чем знаменитый племянник. Дома же или придя в гости, они без всякого стеснения разваливались на канапе, прямо в сапогах и шпорах, или, находясь в приличном обществе, качались на стуле, а то еще возьмут подопрут щеки руками, локти на стол, и сидят так себе преспокойно, прямо загляденье! Напрасно маменьки и дядюшки старались втолковать им, сколь глупо и нелепо так себя вести, те только кивали на племянника — блестящий образец для подражания. На это им говорили, что с племянника совсем другой спрос — ведь он, дескать, англичанин, а некоторая неотесанность у этой нации в крови, молодые грюнвизельцы тогда заявляли, что и у них есть право на гениальную невоспитанность — чем они хуже англичан? Короче говоря, горько было видеть, как под влиянием дурного примера обычаи и нравы в добропорядочном Грюнвизеле совершенно повредились.
Но не долго продолжалось это счастье грюнвизельской молодежи, которая пустилась в разгул. Следующее происшествие в одночасье все переменило: зимние увеселения должны были завершиться большим концертом, в котором, как предполагалось, примет участие городской оркестр, а также некоторые местные музыканты-любители. Бургомистр, к примеру, играл на виолончели, доктор — на фаготе, и весьма недурно, аптекарь, хотя и не обладал особым талантом, но вполне прилично играл на флейте, несколько барышень вызвались исполнить арии из опер, — все подготовились наилучшим образом. Но тут вмешался старик-приезжий, сказав, что концерт, конечно, составился прекрасный, но в программе явно недостает дуэта — без дуэта ни один порядочный концерт обойтись не может. Устроители несколько озадачились, услышав такое заявление. Бургомистрова дочка, конечно, пела, как настоящий соловей, но где найти певца ей в пару? Тут вспомнили о старом органисте, у которого когда-то был превосходный бас, но приезжий отговорил от этой затеи и предложил взамен своего племянника, который, по его словам, отлично поет. Все немало удивились, услышав об этих новых открывшихся талантах молодого человека, и попросили его что-нибудь исполнить на пробу. Оказалось, что поет он как ангел, хотя и в необычной манере, которую сочли английской. На скорую руку был разучен дуэт, и вот наконец приблизился тот самый вечер, в который грюнвизельцам предстояло насладиться концертом.
Старик-приезжий, к сожалению, по болезни не смог присутствовать на этом празднике, украшением которого должно было стать триумфальное выступление его племянника. Вот почему, когда бургомистр за час до концерта навестил болезного, тот счел необходимым проинструктировать городского главу, как в случае чего обходиться с племянником.
— Видите ли, — сказал дядюшка, — племянник мой — добрая душа, но иногда на него находит что-то, и он начинает чудить. Мне очень жаль, что я не смогу присутствовать в зале, потому что при мне он изо всех сил старается вести себя прилично, ибо знает, чем для него все это может кончиться! К чести его, я должен, впрочем, сказать, что проделки его идут не от испорченности ума и сердца, а скорее объясняются физической природой, особенностями его естества. Вот почему, любезный господин бургомистр, хочу попросить вас об одолжении: если ему вдруг взбредет на ум покуролесить — залезть на пюпитр с нотами, или поиграть на контрабасе, или выкинуть что-нибудь еще, — вы просто подойдите к нему и ослабьте немного шейный платок, а если не поможет — то и вовсе его снимите. Это на него действует — увидите, сразу станет как шелковый.
Бургомистр поблагодарил приезжего за откровенность и пообещал в случае чего действовать, как он посоветовал.
Концертный зал был полон, тут собрались все жители Грюнвизеля и его окрестностей. Охотники, священники, чиновники, землевладельцы и прочие гости со всей округи, живущие на расстоянии трех часов езды, прибыли целыми семьями, чтобы разделить с грюнвизельцами редкое наслаждение. Городской оркестр выступил превосходно, затем свой номер исполнил бургомистр, который сыграл на виолончели, в сопровождении аптекаря, игравшего на флейте, затем органист пропел басовую арию и сорвал бурные аплодисменты, немало хлопали и доктору с его фаготом.
Первое отделение завершилось, и все с нетерпением ожидали второго, в котором должен был прозвучать дуэт в исполнении молодого приезжего и бургомистровой дочки. Певец явился в блестящем костюме и с самого начала привлек к себе внимание собравшихся уже одним тем, что без всякого спросу плюхнулся в кресло, приготовленное для одной графини, жившей по соседству. Он сидел развалясь, вытянув ноги, разглядывал всех в огромный бинокль, которым он пользовался в добавление к своим гигантским очкам, и отрывался только для того, чтобы повозиться со своим огромным псом, которого привел с собой, несмотря на строгий запрет. И вот наконец прибыла графиня, для которой было приготовлено кресло, но племянник даже и не подумал подняться и уступить ей место, напротив — он устроился поудобнее, и никто не отважился сделать ему замечание. Графине же пришлось довольствоваться обыкновенным соломенным стулом и сидеть со всеми, среди прочих дам нашего городка, что ее, как говорят, немало возмутило.
В продолжение всех выступлений — и когда бургомистр исполнял свой чудесный номер, и когда органист представлял свою прекрасную басовую арию, и даже когда доктор изливал свои фаготные фантазии, которым все внимали затаив дыхание, — все это время племянник играл со своей собакой — гонял ее туда-сюда, заставляя ее приносить ему брошенный носовой платок, или принимался громко болтать с соседями, так что те, кто его не знал, изрядно удивлялись такому странному поведению молодого человека.
