В отличие от модного парфюма, специфический собачий запах никогда не вызывал у девушки головную боль или головокружение. В приюте она не чувствовала себя заложницей, как чувствовала в родительской квартире еще два года назад. Все восхищались потрясающим вкусом Ринальдо, ее отца-архитектора, и Гленды, мамы-дизайнера. Он итальянец, она американка. Два человека с удивительным эстетическим вкусом, красивые и сияющие, словно созданные друг для друга. Им было хорошо вдвоем, по крайней мере up to a point, как говорила мама, «до определенного момента». Потом им захотелось создать семью, завести детей. Не меньше двух: квартира наполнилась бы жизнью, и нашлось бы применение трем роскошным ванным комнатам. Но появилась одна Мари, и то после долгих усилий. Она не была похожа на тех ангелочков, которыми мама украшала детскую. Мари была худенькой и высокой, немного замкнутой. Мало ела, чем очень расстраивала бабушку. Мари никогда не любила ни музеи, ни церкви, ни театры, ни выставки, где родители проводили все свободное время и чувствовали себя как рыбы в воде. Мари любила горы, поездки на озера, верховую езду. Одно время у нее даже была своя лошадь в конюшне. Семья одобряла это занятие, по крайней мере up to a point.
«Главное – чтобы это не стало манией», – говорила Гленда, хотя у нее самой маний было предостаточно: мода, броские пластмассовые украшения, свечи для украшения дома, маниакальная любовь к порядку, импульсивная покупка журналов, которые оставались лежать в гостиной и порой даже не вынимались из целлофановой упаковки. Лошадь же означала, что одежда, волосы и даже салон минивэна, на котором Гленда возила Мари в конюшню, будут вонять. С этим запахом не справлялись даже ароматизаторы и саше с травами.
А еще лошадь означала привязанность к животному, чего ни мама, ни папа понять не могли. Это непостижимое чувство разделяло вселенную на две половины. С одной стороны – творческие люди, которые создают искусственный мир и заставляют природу преклониться перед собой. С другой – сама природа с ее бессознательными существами, невежественными и не достойными внимания. Максимум, чего они достойны, – забота, но лучше бы их вообще не было, поскольку они опасны для здоровья и препятствуют человеческому развитию.
– Ветеринарный факультет? – хором воскликнули родители, когда Мари сообщила им о своем выборе перед выпускными экзаменами в школе.
– Почему именно ветеринарный? Ты знаешь, что это такое? Ты ведь говорила, что хочешь стать врачом. Разве ты не выбирала между медициной и юриспруденцией?
Тактика выживания в среде эстетов-интеллектуалов, вот как это называется, подумала тогда Мари. Однако вслух говорить ничего не стала. Она любит родителей: они внимательные, заботливые, вежливые. Папа гордится своей умницей-дочкой. Мама внимательно ее слушает, пытается понять и принять тот факт, что Мари совсем на них не похожа.
Правда, есть одно «но»: Мари вынуждена защищаться. Она годами говорила, что хочет стать врачом. Родители представляли себе медицинский университет, престижный диплом, хорошую работу. Затем Мари начала мутить воду: юриспруденция, адвокат, судья. Ринальдо был тронут: моя дочь – и судья! Он уже представлял ее в черной мантии, такую элегантную и статную. Авторитетная женщина, которую нельзя назвать красавицей, но она с лихвой компенсирует это своим очарованием.
Но ветеринарный факультет? Лечить чудовищ? Артриты, глисты, вирусы, опухоли, диарею? Вой, рычание, хрюканье, царапины, укусы… Эти монстры не понимают, что им желают добра, и пытаются пустить в ход свои зубы. Никакой благодарности. Никакого вознаграждения. Почему, Мари? Неужели мы тебя избаловали?
Мари пожимает плечами. Ринальдо всегда нуждался в том, чтобы его заметили, признали, похвалили. И Гленда – тоже. Но Мари совсем на них не похожа. В ветеринарном деле тоже есть награда, но она другого толка. Правда, родители вряд ли это поймут.
Девушка вздыхает: так много комплиментов ее прекрасным малышам, но ни одного предложения забрать щенка. Конечно, требуется время. К тому же тот, кто хочет завести собаку, обычно ищет щенка на сайтах заводчиков. Человек с прекрасной душой, готовый взять дворнягу, часто действует импульсивно, под влиянием момента.
А значит, подумала Мари, нужно оторваться от компьютера. Девушка встает из-за стола и садится на корточки рядом с коробкой. Как только она подходит, щенки поднимают головы и начинают скулить. Мари слышит бодрый цокот когтей по полу. Через секунду в комнату заходит Молли: она спешит к щенкам. Старая собака проводит много времени в офисе. Она приняла малышей и, как только слышит вой, сразу же бежит к ним, чтобы облизать, утешить и дать себя потрепать.
– Я должна взять с собой парочку, – говорит Мари, повернувшись к Молли. Собака смотрит на нее и издает низкий вой. Неужели она поняла? Мари уже давно верит, что Молли прекрасно понимает человеческую речь, каждое слово. Марино, ветеринар, и Фернандо, кинолог, говорят, что собаки узнают речь, но понимают только жесты. Но Мари уверена: Молли опровергает эти теории.
– Прости меня, Молли. Они не могут остаться здесь навсегда, понимаешь? – Мари гладит собаку. Молли прикрывает глаза и тяжело дышит, как мать, которая смиряется с необходимостью отпустить своих детей и остаться одной в лагере беженцев.
Мари ставит на заднее сидение машины клетку с двумя щенками – темно-серым и белым.
– Ведите себя хорошо и не бойтесь. Мы скоро приедем, – она говорит так уверенно, словно на заднем сидении не щенки, а дети.
Мари устраивается поудобнее и до упора давит на педаль газа. Если этого не сделать, машина сразу же заглохнет. «Не помешал бы ремонт, только найти бы того, кто не посоветует мне отвезти автомобиль прямо на помойку…» – думает она, пока переключает передачу и еле-еле трогается с места. Машина при этом грохочет, как самолет.
Жить в маленьком городе удобно – можно быстро доехать куда угодно. Например, от приюта до университета всего десять километров. Если не будет пробок, она окажется на месте через полчаса. Кому хочется наворачивать десятки километров в столице, проводить жизнь в пробках, наблюдая, как день и ночь сменяют друг друга со скоростью американских горок?
Мари смотрит на часы: через десять минут профессор Кардини будет в аудитории. А сейчас она точно найдет его у кофейного автомата. Таков ритуал: перед лекцией профессор покупает кофе и выпивает его в одиночестве. Он избегает университетской столовой, предпочитая ей одинокий автомат рядом с туалетом. Студенты считают его скупердяем, ведь кофе в автомате стоит в два раза дешевле. Но Мари думает, что таким образом профессор хочет избавить себя от лишней болтовни с коллегами и студентами. Автомат стоит в конце коридора, им пользуются только уборщики, и Кардини прячется там, словно в межгалактическом пространстве, в дыре между планетой, откуда он прибыл, – Швейцарским исследовательским институтом – и искусственным атоллом факультета, этого современного здания на окраине, которое даже в день открытия уже выглядело уродливым и тоскливым. С городом его связывает всего один автобус. Возможно, университет стоит считать вторым, ненужным космическим спутником.
