Сейчас он очень хорошо знал, что надо делать.
Отправиться к человеку, который больше всех любил и ждал его, то есть к своей матери, есть пищу, которую заработает своим трудом, перезнакомиться с любопытными соседями, в праздничные дни по утрам с букетом цветов навещать могилу отца. Возможно, найти в Эгейском университете работу скромного учителя и в этом доме своего детства – возможно, в какой-то другой форме – жить так, как жил его отец. Это было бы самое лучшее.
Он, подобно спящему Эндимиону, выбрал беспробудный сон.
Хотя Профессор думал, что горбатого могила исправит, он не мог избавиться от своей язвительности и тут же вспомнил о статье в журнале «Ньюсвик», которую читал раньше, в которой рассказывалось о том, что в Италии для мужчин преклонного возраста, живущих с матерью, существует специальный термин mammismo.
Он смог перевести его на турецкий язык как «мамочкин сынок». Но ему плевать, кем его будут считать люди – mammismo или мамочкиным сынком. После того как он согласился с поражением, жизнь могла сколько угодно топтать и унижать его. Даже в самой своей низменной части игра имеет вкус. Он улыбнулся.
– Давай, маменькин сынок! – сказал он сам себе. – Только сначала верни яхту и благодари Бога, что заплатил вперед.
Когда Джемаль проснулся в следующий раз, первое, что он увидел, – было бледное лицо Мерьем, сидевшей у его изголовья и смотревшей на него. Он с трудом поднялся на постели, поняв, что абсолютно разбит.
– Мерьем! – пробормотал он. – Ты ночью сюда не заходила?
– Нет, – ответила девушка.
– Сколько я проспал?
– Двое суток. Я ждала, когда ты проснешься. Хозяин дома хочет, чтобы мы немедленно ушли отсюда.
– Хорошо, – сказал Джемаль, – как-нибудь найдем место, куда уйти.
– Ты для себя ищи, – покачала головой Мерьем.
– Почему? Разве ты не идешь со мной?
– Нет!
– А куда ты пойдешь?
– Тебя это не касается, – спокойно ответила Мерьем.
Джемаль смотрел на нее с изумлением. Лицо девушки выражало высшую степень решительности, его даже можно было назвать жестким. Нижняя губа презрительно скривилась. Глаза смотрели прямо, не мигая. Она была абсолютно серьезна. Джемаль испугался:
– Мерьем. Ты не справишься одна. Пойдем со мной.
Мерьем еще раз сказала:
– Нет. Возвращайся домой.
Услышав про дом, он вдруг почернел лицом, даже цвет кожи изменился, а в глазах появилась ужасная боль.
Сквозь стиснутые зубы он прошептал:
– Не вернусь. Никогда в своей жизни я не вернусь в это кошмарное место!
– Тогда отправляйся в Стамбул. К брату или к своему другу. Они найдут тебе работу.
Потом, под удивленным взглядом Джемаля, вытащила из кармана пачку долларов и дала ему:
– Эти деньги помогут тебе. Не беспокойся, у меня есть еще.
Джемаль спросил:
– Откуда у тебя они?
– Ходжа дал, – коротко ответила девушка.
Она повернулась и вышла. Не прощаясь.
Джемаля охватило чувство неведомого ему ранее страха. Осознание того, что Мерьем сейчас выйдет и он ее больше никогда не увидит, снарядом взорвалось в его голове. Первый раз в жизни изнутри поднималось желание расплакаться, как маленький ребенок. Он бросился за ней, схватил за руку и произнес, задыхаясь:
– Ты не уйдешь! Никуда не уйдешь. К этому парню из кафе бежишь, не так ли? Я тебе не позволю.
Мерьем сказала холодно:
– Отпусти мою руку. Делай что хочешь, но ты не сможешь мне помешать.
Джемаль стал сильно трясти ее с угрожающим видом:
– Мерьем! Приди в себя, не то я сделаю что-то плохое!
Он занес руку, словно собирался ее ударить. Девушка пожала плечами.
Джемаль взревел:
– Убью как собаку!
Мерьем бесстрашным сияющим взглядом посмотрела прямо ему в глаза.
Джемаль в жизни не подумал бы, что захочет сделать это: упасть перед ней, обнять ее колени и плакать. Его охватила такая паника, словно как только она выйдет в дверь, оборвется его жизнь.
Он хотел умолять Мерьем, просить, чтобы она его простила, рыдать, уткнувшись лицом в ее белое платье.
Но не сделал ничего такого и остался стоять как каменный.
Мерьем спокойно посмотрела на Джемаля, даже не изменившись в лице, сказала: «Ну, будь здоров!» После чего стала спускаться по лестнице на первый этаж.
Под сенью ароматных апельсиновых цветов она прошла по песчаной дороге и зашагала по кромке берега, на который набегали морские волны.
Одинокая, бесстрашная и свободная!
Белое платье, отстиранное и высушенное, развевалось на ветру, и брызги от волн обдавали прохладой ее голые ступни.
Она услышала жалобный рев осла. Он проревел трижды.
– Иду я, не волнуйся, – сказала Мерьем.
Она мечтала о показавшемся вдали уже таком знакомом кафе, о манящих огоньках внутри, о красивых столиках, стульях и цветах. Коснулась свертка с деньгами в кармане.
Если Мехмет Али так и не решится признаться в своих чувствах, она будет выпекать пастушьи пирожки в недавно открытом сверкающем огнями ресторане наверху до самого конца своей жизни.
Осел еще раз заревел истошно. Его голос эхом раскатился по холмам.
– Да иду же я, ишак! – крикнула она. – К чему спешить?!
Значит, в жизни все же случаются чудеса. Ее лицо осветила счастливая улыбка. Теперь Мерьем почувствовала, что Аллах полюбил ее.
