– Солнечная моя девочка, разве у тебя нет отца и матери?
– Нет, тетушка, – отвечала Мерьем.
– Ах, детка! Да ты – круглая сирота, – огорчилась пожилая женщина и еще раз обняла ее.
Насколько бы хорошими людьми ни были Профессор и посол, но рядом с ними Мерьем чувствовала себя напряженно, она была не такая, как они. А в этой семье с Юго-Востока она испытывала невероятное спокойствие. Так, словно находилась не на Эгейском побережье, а в родных краях, рядом со своей семьей. Кроме того, это были сострадательные люди, которые не могли причинить ей вред.
В один из дней она сказала пожилой женщине:
– Тетушка, а можно я сделаю пастушьи пирожки?
От запаха, распространяющегося от жаренного на саче теста, у нее разыгрался аппетит, и ей очень захотелось пастушьих пирожков.
Пожилая женщина сказала:
– Конечно, делай, дочка, только чтобы не замарать одежду, давай-ка я тебе что-нибудь дам.
Они вместе вошли в дом. Там женщина открыла сундук и достала очень красивые, с фиолетовыми цветами шальвары и верхнее платье.
Мерьем даже удивилась, какое же душевное спокойствие она вдруг почувствовала, взяв в руки эту одежду. Как только открылся сундук, изнутри пахнуло на нее знакомым запахом родины. Мерьем едва сдержалась, чтобы не расплакаться.
Как странно! Одежда, избавляясь от которой она выдержала такую борьбу, сейчас обнимала ее тело, как старый друг. Она никогда не сможет отказаться от новой одежды и всю свою жизнь будет носить эти удобные и красивые вещи, однако нет ничего плохого и в том, что она время от времени будет надевать шальвары!
Мерьем надела передник, повязала голову платком и принялась замешивать тесто в кадушке. За короткое время она побелела от макушки до локтей. Чуть позже она взялась печь на сковороде-саче пастушьи пирожки, складывая их треугольничками и время от времени промазывая их сливочным маслом. Посетителей тоже угостили ее пирожками, и с того дня многие стали с удовольствием заказывать их.
Под вечер она вымыла руки и лицо под краном на заднем дворе, сняла шальвары, надела новое платье и пошла домой. Но на следующий день, как только пришла, тут же опять переоделась.
Шальвары были не единственной переменой. Когда Мерьем ходила по этому двору, она успокаивалась, чувствовала себя защищенной. Она говорила с тем же произношением, что и в былые дни. Исчезало напряжение, которое она постоянно ощущала, общаясь с послом и Профессором.
Можно сказать, она щебетала, не закрывая рта! Что-то рассказывала, улыбалась и перешучивалась с Мехметом Али. Ее самолюбию льстило то, что парень смотрел на нее восторженными глазами и без промедления кидался исполнять любые ее желания.
Все здесь ей нравилось!
Мать Мехмета Али часто, прижав ее к груди, ласково приговаривала:
– Ах ты, моя конопушечка! Ты очень везучая девочка. Как только ты сюда пришла, нам удача улыбнулась, посетителей прибавилось!
Видя, как Мехмет Али исподтишка бросает взгляды на ее грудь, мать хитро прищуривалась. Парень увивался вокруг девушки, не мог пробыть без нее ни секунды. Он был словно опьянен ею. Мерьем доставляло огромное наслаждение осознавать, что причиной этого опьянения была она сама.
В один из дней, когда она одна внутри помещения замешивала тесто, Мерьем услышала, как Мехмет Али тихо приблизился сзади. Собрав все свое мужество, юноша быстро поцеловал ее в открытую шею и опрометью кинулся прочь. Мерьем озорно рассмеялась. Этот поцелуй не напугал ее.
С того вечера, когда посол задал загадку про трех царевичей, с ее лица не сходила улыбка.
На следующее утро за завтраком посол спросил:
– Ну что, готовы ваши ответы? Давайте, Профессор, начнем с вас. Объясните, дорогой мой, а мы посмотрим, смогли ли вы разрешить эту головоломку.
Профессор без большого энтузиазма ответил:
– Во время скачек можно прийти в город первым, однако прискакать последним невозможно. Отец дал им эту задачу, чтобы они поняли, что она невыполнима. Когда они поймут это, один из них удалится, и он-то и будет назначен падишахом.
Посол рассмеялся раскатисто и вскинул брови:
– Милый мой, вы попали пальцем в небо. Ничего подобного.
Профессор пожал плечами, к тому же он уже и забыл сам вопрос. А ответ на него изобрел только что.
Посол повернулся к Джемалю:
– Давай-ка ты, боец. Посмотрим, что ты ответишь.
Мерьем грызла ногти, думая про себя: «Клянусь Богом, он не знает, что бы там ни было, он не знает!»
– Эти трое и с места не тронутся. Будут ждать целыми днями. Кто раньше всех сдастся, тот выйдет из игры. Самый волевой будет держаться до последнего, он и станет падишахом.
Посол снова с улыбкой произнес:
– Нет, боец. Это тоже неверный ответ. Что же они, так годами будут ждать, не трогаясь с места? Давай-ка посмотрим, что скажешь ты, девочка.
Мерьем пересохшим от волнения голосом выпалила:
– Они поменяются лошадьми!
В ответ на это посол принялся аплодировать, а Профессор заулыбался.
Джемаль рассерженно вскочил:
– Как это – поменяются лошадьми?! Что это значит?
Мерьем повернулась к нему и так, словно объясняла урок ребенку, сказала:
– Ты что, не понял? Они сели на лошадей друг друга и, чтобы прийти первыми, стали гнать как сумасшедшие, ведь если бы один сын приехал к финишу первым на чужом коне, это бы означало, что его конь может оказаться третьим, то есть последним, и он таким образом одержал бы победу и получил награду отца. В общем, чья лошадь останется позади всех, тот и будет падишахом.
Джемаль снова возразил:
– Однако ведь падишахом должен стать тот, кто придет в город последним, а не первым?!
– Не он сам, а последняя лошадь, – сказал Профессор. – Это прозвучало в вопросе.
Джемаль поднялся и вышел.
Мерьем от счастья словно летала, приговаривая про себя: «Ты была права, няня!»
Если бы ее няня не рассказывала ей раньше эту сказку, наряду с другими, то она ни за что бы не нашла ответа. Однако она не собиралась ни с кем делиться этой тайной. Вон, Джемаль позеленел от злости, и Профессор с послом удивленно уставились на нее.
И у Мерьем не было никакого желания, сказав правду, нарушить это удовольствие.
– Когда ты придумала ответ? – спросил Профессор.
– Я думала до утра, – соврала она. – А потом вдруг раз, и пришло в голову!
Безумная ночь
В доме, пахнущем апельсиновым цветом, было все так хорошо, все шло так спокойно и мирно, словно оставь этих людей в покое – и они будут так жить до конца своих дней. Даже самый неприкаянный из них, Джемаль, охающий и ахающий, мечтающий о возвращении на родину, убежденный в том, что эти люди – предатели, не видя другого выхода, был вынужден смириться.
