Но сейчас все тело болело так, словно ее избивали палкой сорок дней и сорок ночей. Надо было бы встать и пойти в туалет, однако она никак не могла собраться с силами и подняться со своего места. И неожиданно она почувствовала, как между ног стало мокро. Душа ее обмерла от страха! У нее болело все, болел и живот. Она думала – от простуды, а это, видно, были первые проявления выкидыша, который ей сделала нянюшка. С ужасом она подумала: «Что же я буду делать здесь, в окружении стольких людей?!» Наверное, если она поднимется, сзади будет видна кровь… Самое лучшее в такой ситуации было бы убить себя, выброситься из поезда!
Ох, посмотреть бы – сильно ли кровит, сильно ли испачкалась сзади ее цветастая фланелевая юбка? Пока не поднимешься, не поймешь! Надо было встать и пойти в туалет, но как дальше быть, что подложить? В селе, случись такое, тетушка дала бы ей чистую тряпку, которую можно было бы заткнуть между ног, а когда она сильно промокнет, постирать. Здесь же у нее не было ничего! Отрезанную от старой фланели тряпку надо было стирать тщательно, замывая кровь в холодной воде. И следить, чтобы она не засохла, беречь от высыхания. Горячей водой или мылом кровь отстирывать нельзя, будет намного хуже, кровь въестся в ткань. Но сейчас у нее нет никаких тряпок! В сумке, которую наспех собрала и всунула ей в руки змея Дёне, лишь несколько смен одежды. Мерьем даже подумалось, что та специально не положила в сумку тряпок, чтобы досадить ей. От страха она даже забыла о своих болях. Джемаль сидел около нее, закрыв глаза, жена чиновника дремала, женщина напротив лежала без движения, словно труп, а ее муж храпел, открыв рот. Только одно оставалось Мерьем – взяв сумку, найти там что-то из платья и в туалете порвать на тряпки. Они будут ей очень нужны, потому что кровь несколько дней будет течь без остановки, так предупреждала нянюшка. Однако для этого нужно встать и у всех на виду, повернувшись к полке, взять лежащую там сумку. Если же сзади есть кровь, то каждый увидит это. И все всем станет понятно. «О Господи, помоги мне!» – произнесла она мысленно и поднялась. Повернувшись спиной к спящей женщине, Мерьем выпрямилась и взяла сумку, но открыть ее и достать платье у нее не хватило мужества. Прикрываясь сумкой сзади, она потихонечку выскользнула наружу. И все же она знала, что вслед ей смотрели. Если есть кровь, то Джемаль, открыв глаза, должен был это увидеть.
Ей пришли на память произнесенные со вздохом слова биби: «Пропади она пропадом, эта женская доля!» От этого грешного места с самого детства на голову женщин сыплются беды.
Щелкнув дверной задвижкой, Мерьем направилась в конец коридора, в туалет. Вокруг никого не было. Она провела сзади ладонью по юбке, пытаясь понять – мокрая или нет, однако так и не поняла.
Голова раскалывалась, из глаз текли слезы. Шмыгая носом, она открыла сумку и, вытащив какое-то платье, начала его рвать. И вдруг увидела такое, аж дух захватило! В самом ли деле это так, не ошибается ли она?! В тамбуре последнего вагона стояла Сехер и курила сигарету. А Мерьем смотрела на нее. Из-за того, что между ними были стеклянные двери, Сехер не приходило в голову взглянуть в соседний вагон, и она не видела Мерьем. Затем Сехер открыла дверь со своей стороны, прошла между вагонами и направилась прямо к ней. Когда открывались двери, от рельсов снова послышался ужасный шум. Трак-тики-так, трак-тики-так! Однако шум этот не шел ни в какое сравнение с бешеным стуком сердца Мерьем.
Сехер взглянула на нее и воскликнула: «Ты больна!» И положила свою руку на пылающий лоб Мерьем. Девочка была в таком плачевном и бедственном состоянии, что сердце Сехер сжималось, глядя на нее. Только на бледном лице, вопреки всему, светились огромные зеленые глаза. «Словно два диких цветка», – подумалось Сехер. Девочка выглядела очень плохо, а немного раньше, прикрываясь сзади, она старалась порвать платье, и Сехер догадалась, в чем дело.
– Как тебя зовут? – спросила она.
Мерьем пролепетала свое имя.
– Мерьем, – сказала Сехер, – меня не стесняйся, можешь считать меня старшей сестрой. Ты больна, ты в тяжелом состоянии! Сядь здесь и жди меня. Через минуту я приду.
Усадив девушку на площадке у раздвижных дверей, она отправилась в свой вагон. У Мерьем уже не осталось сил думать о чем-то или сопротивляться. Она была настолько смущена, что не могла даже пошевелиться.
Скоро Сехер вернулась и протянула ей что-то.
– Возьми это, – сказала она, – иди в туалет и там подложи, не беспокойся, кровь не будет проступать.
Мерьем посмотрела на нее смущенно и недоверчиво. Ей не хотелось вставлять эту маленькую штучку.
– Поверь мне, – сказала Сехер, – мы все так делаем. Это продается в аптеке. Посмотри на упаковку.
И показала ей рисунки на коробке с надписью «Orkid».
Потом опять велела:
– Давай иди в туалет!
Мерьем закрылась, сначала подмылась, а потом выполнила указания, полученные от Сехер. С некоторым страхом она устроила эту маленькую вещицу у себя между ног, однако оторвав от платья кусок, подложила и его – на всякий случай. Сехер, конечно, выглядит заслуживающей доверия, однако все же она чужая. Можно ли ей доверять?
Мерьем положила в сумку шальвары, которые сняла перед этим, и вышла наружу.
– Молодец, – похвалила ее Сехер. – Вот увидишь, скоро будет совсем сухо. А сейчас надо тебя немного подлечить. Я отведу тебя в наше купе, у нас вышли соседи, есть свободные места.
Мерьем на мгновение вспомнила, что не отпросилась у Джемаля пойти с Сехер, однако она была в таком плачевном состоянии, больна и нуждалась в заботе, что у нее не хватило сил отказаться от протянутой ей руки помощи. И она потащилась за Сехер.
После того, как чиновник выкинул их из купе, Сехер и ее семья некоторое время ехали в коридоре, однако позже на станциях люди начали сходить, места освободились и им удалось устроиться в одном из купе. Поезд, по мере продвижения, становился пустым.
Войдя в купе, Мерьем увидела там только мать Сехер и ее отца все с той же странной улыбкой на лице. Больше никого не было. Сехер достала из чемодана таблетку, положила ее в стакан, налила воды и протянула пузырящуюся жидкость Мерьем. Внутри у девочки разлилось тепло, и она благодарно отдала себя во власть Сехер: делала все, что она говорила, ощущая, что все это правильно. Мама Сехер говорила ей добрые слова и гладила по укутанной в платок голове.
Затем Сехер уложила ее на свободное место, и Мерьем смогла вытянуть затекшие ноги. У нее под головой оказалась твердая подушка из зеленой кожи, она почувствовала, что сверху ее чем-то укрыли. И девушка отдалась во власть перестука колес поезда. Сначала она слышала: трак-тики-так, трак-тики-так, трак-тики-так, вскоре они сменились другими звуками: тик-трак-так, тик-трак-так, и поезд начал раскачиваться из стороны в сторону, как детская люлька. С чувством огромной благодарности к Сехер и ее семье и с терзающим сердце вопросом – не просочилась ли кровь наружу, она погрузилась в сон.
Она уснула таким крепким глубоким сном, что и Сехер, и ее мать увидели: это не молодая девушка, а совсем еще ребенок.
