Один из них перерезал стяжку на запястьях Махмуда. Тот ожидал, что облегчение будет мгновенным, но онемевшие руки стало жечь, как огнем. Это было похоже на иглы, которые впивались в ногу, если долго на ней спать, только в тысячу раз сильнее.
Махмуд вскрикнул от боли. Руки тряслись. Но его и отца тут же втолкнули в камеру со стенами из шлакобетона с трех сторон и решеткой спереди. Вместе с ними поместили еще восьмерых. Камеры по всему коридору были заполнены беженцами.
Солдат захлопнул решетчатую дверь и запер на электронный замок.
– Мы не преступники! – закричали мужчины. – Мы не просили гражданской войны! Не хотели покидать наши дома!
– Мы беженцы! – завопил Махмуд, не в силах больше молчать. – Нам нужна помощь!
Солдат, не обращая на них внимания, отошел.
Махмуд снова ощутил собственную беспомощность и стал злобно пинать решетку. Из других камер слышались такие же яростные крики и оправдания. Но скоро их заглушила перекличка разлученных членов семей, пытавшихся найти друг друга, поскольку разглядеть что-то из камер было невозможно.
– Фатима! Валид! – окликнул отец, и Махмуд стал ему вторить.
Но если мать и брат и были здесь, они не услышали.
– Мы найдем их, – заверил отец. Но Махмуд не понимал, как он может говорить так уверенно. Они не нашли Хану. Что же заставляет его считать, что они найдут маму и Валида? Что, если они потеряли их навсегда? Махмуд был вне себя. Это путешествие, эта одиссея разлучила семью, оторвала их друг от друга, как осенние листья от деревьев.
Он старался не паниковать, но дыхание сбилось, а сердце заколотилось в груди.
– Поверить не могу! Нас довезли почти до Австрии, – заметил отец, сверившись с айфоном. – До границы всего час езды. Мы около маленького городка Дьёр на севере Венгрии.
«Довезли почти до Австрии», – подумал Махмуд.
Но вместо того, чтобы помочь беженцам, венгры бросили их в тюрьму.
Проходили часы, паника сменилась разочарованием и отчаянием. Им не дали ни воды, ни еды, и на всех был только один, прикрепленный к стене металлический унитаз. Махмуд мог думать только о маме и Валиде. Где они? Тоже в какой-то венгерской тюрьме? Или их оттеснили за границу, в Сербию? Как они с отцом снова смогут найти родных? Он бессильно сполз по стене.
– Должен сказать, что в худшем отеле мне еще не приходилось останавливаться, – заметил отец. Он снова, как и всегда, пытался шутить. Но Махмуд не находил его шутки смешными.
Наконец в камеру пришли солдаты с дубинками и велели выстроиться для обработки.
– Мы не хотим никакой обработки, – запротестовал отец. – Мы собирались добраться до Австрии. Почему бы просто не отвезти нас к границе? Мы так или иначе не собирались оставаться в Венгрии.
Солдат ударил его по спине палкой, и отец рухнул на пол.
– Нам здесь не нужна ваша грязь! Вы все паразиты!
Один из солдат стал пинать отца, пока другой избивал его дубинкой.
– Нет! – кричал Махмуд. – Нет! Не надо, остановитесь!
Невозможно спокойно смотреть на такое. Но что он мог сделать?
– Мы согласны на обработку, – умоляюще закричал он охранникам.
Всего-то и нужно было сдаться. Охранники опустили оружие и приказали всем выстроиться.
Махмуд помог отцу подняться. Тот тяжело опирался на него, явно нуждаясь в поддержке. Вместе они поплелись к выстроившимся на дальнем конце коридора беженцам. Мужчины, женщины и дети провожали их полными надежды глазами, выискивая среди них мужей, братьев и сыновей. Махмуд вдруг увидел мать и Валида. Они сидели в камере вместе с остальными.
– Юсеф! Махмуд! – закричала мать.
– Фатима! – с облегчением ответил отец и шагнул к ней. Солдат немедленно ударил его дубинкой, и отец снова рухнул на пол. Махмуд и мать одновременно вскрикнули.
– Оставайтесь в строю! – завопил солдат.
Мать протянула руки сквозь прутья решетки.
– Юсеф! – снова крикнула она.
– Нет! Не надо, мама!
Солдат стукнул дубинкой по прутьям решетки и мать отступила.
Махмуд снова поднял отца и помог ему добраться до помещения, которое называлось «центром обработки», где за длинными столами сидели клерки и записывали получаемые от беженцев сведения. Когда дошла очередь до отца и Махмуда, мужчина в синем мундире спросил, хотят ли они получить убежище в Венгрии.
– Остаться здесь? В Венгрии? После того, как меня избили? Заперли в тюрьме, как обычного преступника? – спросил отец.
Он дрожал. Руки были сжаты в кулаки. Махмуду пришлось помочь ему стоять ровно.
– Шутите? Почему бы вам просто не позволить нам добраться до Австрии? Почему нас нужно обрабатывать? Мы не хотим оставаться здесь ни секундой дольше необходимого.
Полицейский пожал плечами:
– Я всего лишь выполняю свою работу.
Отец с такой силой ударил ладонью по столу, что Махмуд подскочил.
– Я бы не стал жить в этой ужасной стране, даже будь она из золота!
Полицейский внес его ответ в соответствующую графу.
– Потом вас пошлют в Сербию, – бросил он, не глядя на отца. – А если вернетесь в Венгрию, будете арестованы.
Тот промолчал, даже не пошутил.
Махмуд ответил на остальные вопросы, назвал имена, даты и места рождения, после чего помог отцу вернуться в камеру. Мать снова позвала, когда они проходили мимо, но отец даже головы не повернул. Махмуд тоже промолчал, зная, что это только подогреет злость охранников.
«Голову ниже. Капюшон на лоб. Глаза в землю. Будь никем. Растворись. Исчезни». Только тогда не попадешься на глаза громилам.
Йозеф
Антверпен. Бельгия. 1939 год
30 дней вдали от дома
На теплоходе «Сент-Луис» устроили вечеринку. Еще пышнее прежней, которую закатили в ночь перед тем, как судно добралось до Кубы. Она была пропитана эйфорией более чем девятисот человек, побывавших на пороге смерти и неожиданно каким-то чудом спасшихся.
Бельгия, Голландия, Франция и Англия согласились принять беженцев, разделив на группы. Никто из пассажиров не вернется в Германию.
Мать Йозефа больше не танцевала в зале одна. Теперь с хмельным самозабвением плясали десятки пар. Даже Йозеф покружился с матерью на паркете. Пассажиры все чаще пели, играли на пианино вместе с оркестром, а один, умевший показывать фокусы, развлекал Рут и других детей в углу общего зала.
В другом углу Йозеф смеялся над шутками, которые собравшиеся люди рассказывали по очереди. Большинство из них касались намерений провести отпуск на Кубе, но лучшая прозвучала, когда один из пассажиров поднялся и прочитал текст рекламной брошюры теплохода «Сент-Луис».
