– Мне нужно было положить на днище что-то большое и плотное, – пояснил он. – А в городе столько постеров с головой президента…
Лицо Кастро и правда было повсюду: на билбордах, такси, в рамках на стенах классных комнат, на торцах зданий. Под этим портретом красовались слова:
«БОРОТЬСЯ ПРОТИВ НЕВОЗМОЖНОГО И ПОБЕДИТЬ».
– Что ж, Фидель действительно тупоголов, его не прошибешь, – заметил Луис.
Изабель зажала рукой рот, но все равно расхохоталась вместе со всеми. Говорить на Кубе нечто подобное не позволялось. Но ведь они больше не там, верно?
– Знаете, какие самые великие достижения кубинской революции? – спросил отец Изабель.
– Образование, здравоохранение и спорт, – проскандировали они хором постоянный рефрен всех длинных речей Кастро.
– А самые большие неудачи?
– Завтрак, обед и ужин, – ответили взрослые, словно и это слышали много раз.
Изабель улыбнулась. Это подстегнуло всех вытащить еду и воду, хотя давно уже наступила ночь.
Изабель отхлебнула из бутылки с газировкой.
– Долго нам плыть в Америку? – спросила она.
Сеньор Кастильо пожал плечами:
– Возможно, будем там завтра к ночи. Утром поплывем по солнцу.
– Главное сейчас – уплыть от Кубы как можно дальше, – добавила подружка Луиса.
– Как тебя зовут, красавица? – спросил Лито.
– Амара.
Она действительно была очень хорошенькой, даже в голубом полицейском мундире: безупречная оливковая кожа, длинные черные волосы и полные красные губы.
– Нет-нет-нет, – запротестовал Лито, обмахиваясь руками. – Твое имя, должно быть, Саммер
[9], потому что при виде тебя становится жарко.
Амара улыбнулась, а мать Изабель шлепнула Лито по ноге:
– Прекрати, папа! Ты годишься ей в дедушки!
Но Лито, посчитав это вызовом, прижал руку к сердцу.
– Хотел бы я быть твоей любимой песней, – сказал он Амаре, – чтобы вечно оставаться у тебя на губах. Будь твои глаза морем, я бы утонул в них.
Лито осыпал ее комплиментами, которые обычно кубинцы говорят женщинам на улице. Не все могли так спокойно подойти к красавице, но Лито в совершенстве овладел искусством обольщения. Амара рассмеялась, а Луис улыбнулся.
– Может, нам не стоит употреблять слово «тонуть», – пробормотал папа, вцепившись в борт лодки, когда она подпрыгнула на волне.
– Что вы ожидаете от Америки? – спросила мать Изабель у всех сразу.
– Набитые едой полки в магазине, – ответил сеньор Кастильо.
– Возможность путешествовать, куда и когда мы пожелаем, – сказала Амара.
– Хочу сам выбирать, за кого мне голосовать, – вздохнул Луис.
– А я смогу играть там в бейсбол за нью-йоркских «Янки»! – воскликнул Иван.
– А я – чтобы ты сначала поступил в колледж, – возразила мать.
– И смотреть американское телевидение, – протянул Иван. – «Симпсонов»!
– Лично я намерена открыть собственную адвокатскую контору! – объявила сеньора Кастильо.
Она работала в гаванской bufete, кооперативной адвокатской конторе.
Изабель слушала все новые и новые желания, которые должны исполниться в Америке. Одежда, еда, спорт, фильмы, путешествия, учеба, возможности. И это казалось таким чудесным! Но сама Изабель хотела только найти место, где она и ее семья могут счастливо жить вместе.
– А ты, папа? Какая, по-твоему, Америка? – поинтересовалась она.
Отец явно удивился. Он был единственным, кто не сказал ни слова.
– Больше никакого министерства, приказывающего людям, что говорить или думать, – произнес он наконец. – И никаких тюрем за несогласие с правительством.
– Но что ты хочешь делать, когда приплывешь туда? – спросил сеньор Кастильо.
Геральдо поколебался под пристальными взглядами остальных, а затем уставился на лицо Кастро на днище лодки, словно все ответы крылись именно там.
– Быть свободным… – ответил он.
– Давайте споем! – предложил Лито. – Чабела, сыграй нам на трубе.
У Изабель сжалось сердце. Она рассказала, как раздобыла бензин, родителям, но не Лито.
– Я поменяла трубу на бензин, – призналась она.
Дед потрясенно уставился на нее:
– Но труба была для тебя всем!
«Нет, не всем, – подумала Изабель. – Труба – ничто по сравнению с родителями и тобой, Лито».
– В Америке у меня будет другая, – пообещала она.
Лито покачал головой:
– Ну, все равно, давайте споем!
Он стал напевать сальсу, выбивая ритм на борту металлической лодки. Скоро все пассажиры подхватили, а Лито встал и протянул руку Амаре, приглашая танцевать.
– Папа! Сядь! Ты упадешь в воду, – остерегла мать Изабель.
– Я не могу упасть в воду. Потому что уже пал к ногам принцессы моря! – заявил он.
Амара рассмеялась, взяла его руку, и они стали танцевать, насколько это было возможно в качающейся лодке. Мама стала отбивать ритм ладонями, а Изабель нахмурилась, пытаясь почувствовать его.
– Все еще не слышишь, Чабела? – спросил Лито.
Изабель закрыла глаза и сосредоточилась. Она почти слышала… Почти…
Но тут мотор захлебнулся и умер. Музыка смолкла.
Махмуд
Кипис. Турция. 2015 год
Махмуд слышал музыку, доносившуюся из-за забора. Но трудно было что-то разглядеть за собравшимися людьми. Махмуд и его родные стояли на границе, в длинной очереди ожидавших разрешения на въезд в Турцию. Вокруг собралось бесчисленное количество сирийских семей, надеявшихся получить пропуск. Они были нагружены своими пожитками, иногда в чемоданах и рюкзаках, но чаще всего – в наволочках и мешках для мусора. Дети выглядели как миниатюрные копии родителей и вели себя как крошечные взрослые: почти не плакали, не жаловались и не играли. Все прошли очень долгий путь. И видели слишком много.
Бросив машину, Махмуд и его семья долго шли, ориентируясь по карте в айфоне. Они обходили города, которые удерживали ДАИШ, сирийская армия, мятежники и курды. Согласно GoogleMaps, идти предстояло восемь часов, но Бишара потратили куда больше времени на дорогу, заснув в поле. Днем было жарко, ночью – холодно, а они оставили всю одежду в машине.
Наутро они увидели людей. Десятки. Сотни. Беженцы, такие же, как Махмуд и его родные, покинули дома в Сирии и шли на север, в Турцию. В безопасное место. Бишара пошли с ними и исчезли среди толпы. Стали невидимыми, как любил Махмуд.
