Комиссар будто вовсе не замечал отвратительного запаха падали, который не только нисколько не уменьшился, но даже как бы сгустился к вечеру.
– По-моему, вы все утратили чувство реальности, что, впрочем, меня совсем не удивляет: вы, должно быть, утратили его давным-давно, ходя как лошади по кругу в вашем замкнутом мирке. Пришло время мне отсюда уехать, и вы больше никогда со мной не встретитесь. Нет ли у вас, кстати, чего-нибудь выпить, если вас не слишком это обременит? И если вы мне предложите сигару, наподобие той, что у вас во рту, я, пожалуй, не откажусь. Я всегда считал, что курение способствует рождению глубоких мыслей.
Доктор отправился за бутылкой с лимонным ликером, двумя маленькими рюмками и коробкой сигар. Он наполнил рюмки, а Комиссар приступил к изучению сигар: обнюхивал их, проверял мягкость, катая между большим и указательным пальцами. Наконец выбрал «Робусто», изящно срезал кончик, перед тем как поднести ее к пламени, и не спеша, медленно поворачивал ее, чтобы зажглась ровно. Сделав первые затяжки, он посмаковал дым и, выпустив его изо рта, созерцал парившие серые кольца. Удовлетворенный, он поднес ко рту ликер, выпил его одним махом и с гримасой отвращения поставил рюмку на стол.
– Какой кошмар! Вы сами делаете эту гадость? Должны быть законы, запрещающие изготовление такой мерзости.
Это не помешало ему снова себе налить, не спрашивая позволения.
– Догадываюсь, что вы решили разыграть эту партию в шахматы по своим правилам. И надеялись успешно ее завершить. Но возникло неожиданное осложнение, и вы запаниковали. Не знаю, кому из вас в голову пришло пожертвовать фигуру в лице бедняги Учителя, выдумав эту идиотскую историю с изнасилованием, но только вам это ничего не даст и не спасет, уж поверьте моему опыту. Вы не выиграете, а вот проиграть можете по-крупному. Ваша идея? Мэра? Хотя это уже не важно. Вы все – полное дерьмо, это говорит вам знаток.
Единственное, что я хочу вам сказать: у вас не получится дать задний ход. Не знаю, чем все это закончится, а закончится плохо, но только выпутываться из этого вам предстоит самим. Я к этому времени буду уже далеко и забуду о вас навсегда.
Вы все негодяи, как я уже говорил, однако не настолько, чтобы расплеваться со всем, как это сделаю я. Подозреваю, что в вас еще теплится это жалкое христианское нечто, будоражащее вам душу со времен Голгофы, вся эта чушь насчет греха и покаяния. Вот это вас и убьет. Вы не совсем оторвались от понятия добродетели. И у вашего гнусного тщеславия нет достаточно действенного инструмента. Если уж идешь на сделку с дьяволом, нужно любить огонь и не бояться подпалить себя на костре. Вы остановились на полдороге: ваша душа грязна, но смелости недостает. Вы самые заурядные дилетанты. И поплатитесь за это. Сдохнете от раскаяния и мук совести, я в этом уверен.
Комиссар снова налил себе ликер и выпил, поморщившись. Обвел глазами стены и, подавив смешок, произнес:
– Вы прочли все эти книги?
– Кое-что прочел.
– С какой целью?
– Они помогли мне многое понять.
– Интересно, что именно?
– Людей. Жизнь. Мир.
– И всего-то? Какая самонадеянность! И в результате все кончилось этим жалким сфабрикованным дельцем? Плохими помощниками оказались ваши книги. Чего стоит хотя бы эта история с изнасилованием, шитая белыми нитками для всех, кроме, разумеется, экзальтированных дебилов на площади, которые готовы сожрать что угодно, особенно то, что преподносится им на блюде в готовом виде! Прежде чем пойти к вам, я вполне мог завернуть к малышке и ее папаше. Поверьте, трех пощечин вполне хватило бы, чтобы мне предложили иную версию случившегося. Одну я дал бы девчонке, и она призналась бы, что лгала по просьбе отца. Две других – этой сволочи, чтобы получить от него признание, что он сам месяцами насиловал дочь, а Мэр об этом знал, потому что застукал его однажды на лодке или в другом месте, и тогда он поручил ему оболгать Учителя в обмен на молчание. И оба проводили бы меня с рыданиями – и эта маленькая шлюха, и ее австралопитек, достойный кастрации и ампутации обеих рук.
Вы собирались действовать с помощью шантажа, чтобы помешать Учителю рассказать мне о том, что вы сотворили с тремя трупами, и о том, к какому выводу он пришел в результате своих морских прогулок? Но ничего не вышло. Нужно было придумать что-то более надежное. Не надо так на меня смотреть, он все мне рассказал, но и без него я знал гораздо больше об этом еще до того, как ступил на ваш проклятый остров.
Он прервал свою речь, посмотрел на сигару, которая погасла, понюхал ее, затем принюхался к воздуху в комнате. Он в упор смотрел на Доктора.
– А ведь вы были правы: здесь воняет падалью, но теперь мне кажется, что запах идет от вас.
XXIV
Доктор продолжал слушать Комиссара, пока тот прикладывался к бутылке лимонного ликера и покуривал его сигары. Он все время задавал себе вопрос, что могло привязывать к жизни это явно одержимое бесами существо. Полное безразличие ко всему, страсть к хорошо выполненной работе, презрение к себе подобным или неутоленное желание убивать, о котором он говорил Мэру, удовольствие от разрушения?
Комиссар сказал, что явился к Доктору потому, что видел в нем человека, менее подверженного страстям, чем Мэр, и способного разъяснить другим его доводы. Но Доктор понял, что визит Комиссара скорее вписывался в его стратегию устрашения. Ему было важно подготовить почву и посеять чувство страха. Так, сырое мясо посыпают солью, чтобы оно дало сок и стало мягче, а через какое-то время его легко будет сварить и нарезать.
Комиссар не стал ни в чем разуверять Учителя, когда тот попытался ему рассказать о своем открытии.
– Более того, я сам ему кое-что разъяснил, чего он знать не мог, – намекнул лже-полицейский Доктору, стряхивая пепел в монетницу, вовсе не для этого предназначенную.
– Я работаю на серьезных людей, имеющих свой экономический интерес, чья деятельность распространяется в том числе и на морские перевозки. Мои работодатели, или, скажем, хозяева, не пренебрегают никаким товаром, который может быть приобретен и с выгодой перепродан. И так было в течение десятилетий. Сырье, фрукты и овощи, автомобили, сигареты, товары народного потребления… Они всеми силами стремятся вписаться в экономическую реальность эпохи глобализации, адаптироваться к условиям современного рынка, который, как известно, имеет тенденцию меняться.
Законы многих государств, надо отметить, отличаются определенной косностью и абсолютно не соответствуют законам рынка и его условиям. Вот моим хозяевам и приходится находить способы удовлетворять своих клиентов, не вступая в жесткие противоречия с законом, однако проявляя по отношению к нему определенную гибкость. По этой причине они предпочитают действовать в режиме строгой конфиденциальности. Без секретности в таких делах не обойтись. И они готовы на все, чтобы эту конфиденциальность сохранить. Вы меня понимаете, я надеюсь?
Комиссар рассуждал, как банковский работник, экономист или политик. Может быть, он им и был? Послушать его, так могло создаться впечатление, что он был глубоко убежден в том, что говорит, но, несмотря на безупречно нейтральный тон, за каждым его словом таилась угроза, как порой на тропинках у подножия Бро под каждым камнем скрывался скорпион.
