– Так значит, это Учитель с тобой сделал? – спросил он, повернувшись к ней спиной.
– Да, Доктор.
– Ты готова поклясться?
– Да, Доктор.
– И когда это началось?
– Год назад.
– Почему ты никому не рассказала?
– Он мне угрожал.
– Чем именно?
– Что будет ставить плохие оценки.
– А у тебя раньше не было плохих оценок?
– Никогда. Только очень хорошие.
Комиссар попросил Доктора составить подробный отчет о результатах освидетельствования и выводах, к которым тот пришел. Это отняло у врача больше времени, чем он думал, и не потому, что возникли какие-то сомнения в ходе обследования: девочка потеряла невинность, и случилось это не вчера. В этом он был уверен. Разрывов или царапин во влагалище не обнаружилось. Напротив, его эластичность свидетельствовала скорее о том, что девочка регулярно занималась сексом. И в этом Доктор не сомневался. Смущало другое. Ребенок излагал факты с полным спокойствием и вовсе не казался травмированным ни даже просто взволнованным. Приди она к нему обработать перекисью разбитую коленку, она и то испытала бы большее потрясение. Как такое было возможно, чтобы ребенок подвергался многократному насилию и ничуть не был этим встревожен? И тогда Доктор решил, что безмятежность и спокойствие девочки – фасад, за которым скрывается зловещий хаос, ожидающий своего часа, чтобы обратить все в руины.
А как, интересно, Учитель провел первую ночь в темноте подвала? Какие мысли его посещали? Какие чувства бушевали? Недоумение? Гнев? Отвращение? Бешенство? Страх? Отчаяние?
Утром Мэр, у которого имелся дубликат ключа от двери подвала, принес задержанному чашку кофе и булочку. Учитель сидел на матрасе, не сводя глаз с противоположной стены. Мэр поставил «завтрак» у его ног. Учитель обернулся.
– Вы отлично знаете, что я не виновен.
– Мне известно только то, что сказала малышка.
– Она лжет!
– Это вы так говорите.
– Мерзавцы! Вы заставили ее солгать!
– Да, сейчас вашему положению не позавидуешь.
– Долго это не продлится, вот увидите! Это просто невозможно!
– Что ж, раз вы так уверены…
– Хватит одной очной ставки, чтобы она сказала правду. Мила – хорошая девочка, примерная ученица.
– Посмотрим.
– Дело сфабриковано! Ничто не помешает мне передать письмо Комиссару. Вы – обыкновенная мразь!
Мэр вышел из подвала, закрыв дверь на два оборота ключа. Ему послышались какие-то причитания, доносившиеся из котельной, а возможно, это были и рыдания.
XIX
Если кто-то хочет убить собаку, он говорит, что она взбесилась. Древние рецепты отлично себя зарекомендовали и работают во все времена.
Достаточно приспособить их к современным вкусам. Виновен Учитель или нет, по сути, было не так уж важно. Главное заключалось в том, что его обвинили. Независимо от исхода дела отныне на Учителе было пятно, и уже ничто не могло его смыть.
Если бы обвинение осталось в тайне, оно не произвело бы должного эффекта. Но когда в понедельник утром, отправившись на занятия, дети вернулись спустя несколько минут, сказав, что школа закрыта, а Учитель отсутствует, взрослых это насторожило. Некоторые матери ринулись в школу и принялись стучать в дверь. Никто не ответил. А очень скоро распространилась новость, неизвестно откуда и по чьей милости, что Учитель надругался над дочкой Мехового.
Все побежали домой к Меховому. По пути людей собралось еще больше, испуганные дети жались к юбкам разъяренных матерей. Тогда из дома вышла Мила, и, говорили некоторые, совсем как маленькая монашка или святая, пряменькая, спокойная, немного отстраненная, она с чувством собственного достоинства приятным голосом, лишенным гнева, подтвердила эти слухи. Дескать, да, Учитель сделал с ней «это самое» своей «штукой». Девочка ничего к этим словам не прибавила и вернулась в дом. Все были повергнуты в шок. Затем раздались крики. Толпа становилась все больше, теперь она состояла уже не только из матерей, к ней присоединились и привлеченные шумом мужчины, которым жены рассказали о случившемся.
Все это огромное скопление взбешенных людей двинулось к жилищу Учителя. Раздавались злобные выкрики и оскорбления. Люди требовали, чтобы он вышел, так как еще никто не знал, что тот уже сидел в подвале мэрии. В окна полетели камни, послышался звон разбитого стекла. Дверь пинали, вонзали в нее острия ножей. На стенах дома писали безобразные ругательства. Понемногу толпа начала выдыхаться. Поскольку из окон никто не показывался, все решили, что дом пуст.
Забрав детей, женщины вскоре ушли, а мужчины побежали предупредить других, тех, кто еще не знал. Меньше чем через час уже весь остров смаковал новость, точно редкий хмельной напиток. В опьянении никто не обратил внимания на отвратительный запах, который стал еще сильнее. Вонь эта, подобно невидимым летучим потокам лавы, стекала по склонам Бро, вторгалась в каждый переулок, отыскивала любое отверстие в крышах и стенах, чтобы проникнуть в жилища и заполонить их, комнату за комнатой, с развязностью надоевшего сотрапезника, который, не считаясь с усталостью хозяев, вознамерился на славу попировать в чужом доме.
Возвращаясь с пляжа после ежедневной прогулки, Старуха проходила мимо учительского дома вскоре после того, как оттуда удалилась орда матерей. Встретившийся ей Америка передал новость о малышке Мехового. Она прочла оскорбления на стенах, погрузив палец в еще свежую, оставлявшую потеки краску, и отбросила носком ботинка несколько осколков стекла. В холодных глазах Старухи блеснула недобрая улыбка, и она смачно сплюнула.
В этом конце сентября небо – не синее, не серое, но словно покрытое сажистой глазурью – превращало солнце в бесформенную массу, распластывая его как тесто и размывая контуры. Морские птицы: чайки, крачки, орланы, альбатросы, кулики-сороки – летали очень странно, делая концентрические круги не над волнами или близ берега, по своему обыкновению, и не возле стоявших на приколе судов, привлеченные запахом рыбы, который никогда до конца не выветривается из сетей, но опоясывая в стремительном танце склоны Бро. Они носились в бешеном хороводе, оглашая окрестности диким гомоном и выписывая кольца, состоящие из крыльев, перьев, клювов и пронзительных криков, словно воскрешая мертвый вулкан этой иллюзорной круговертью жизни.
И потом, это зловоние, в котором уже не было прежних притягательных ноток, не оставляло сомнений в своем происхождении: островом полностью завладел запах падали. Запах, который ни с чем не спутаешь. Такой исходит порой от лесных зарослей, куда пришел издыхать смертельно раненный зверь. Труп его разлагается в течение нескольких дней, теряет первоначальную форму, собирает вокруг себя зеленоватых мух, червей и опарышей, раздувается от газов, вспухает до огромных размеров, потом опадает и лопается, источая стекающую ручьями черную гниль.
