– Увидимся позже. Я потом тебе все объясню.
Незнакомец оказался полицейским, выполнявшим особое задание и действовавшим в одиночку. По его словам, он был тайным агентом, которому поручали расследование дел, требовавших особой деликатности, предоставляя ему полную свободу действий. В своем роде он был сам себе хозяин и не имел никаких ограничений по времени. Самым важным для него и его начальства было достижение результата. Области, которых агенту приходилось касаться по роду деятельности, требовали от него чрезвычайного терпения и такта. Но Мэру не стоило беспокоиться, незнакомец отнюдь не намекал, что принадлежит к одной из секретных служб, вовсе нет, и, чтобы доказать это, он достал из бумажника удостоверение полицейского с выцветшей, слегка пожелтевшей фотографией молодого человека, совсем на него не похожего, но который, очевидно, все же был им, Комиссаром. Он так быстро убрал карточку, что Мэр не успел протянуть руку, чтобы взять ее и как следует рассмотреть.
– Сами видите, я простой полицейский. Безусловно, вам интересно, зачем я сюда прибыл? – спросил Комиссар у Мэра, который почувствовал, как его тело напряглось, а сердце перестало биться.
– Верно.
– И нет никаких мыслей на этот счет?
– Нет, – выдавил Мэр, пытаясь сохранить непроницаемое выражение лица, но так как ему всегда с трудом удавалось ломать комедию, то даже полный идиот мог догадаться, что в голове у него теснились тысячи мыслей.
– Неужели и правда не догадываетесь? – настаивал Комиссар, подвергая Мэра самой настоящей пытке.
И словно для того, чтобы еще больше усилить страдания своего собеседника, он, встав с места, принялся расхаживать взад-вперед по кабинету как у себя дома, расхаживать бесцельно, непринужденно, с единственным намерением – показать, что отныне он здесь хозяин и сам будет определять правила игры, в которую вовлечет не только Мэра, но и всех островитян, если понадобится.
– Имеет ваш визит какое-нибудь отношение к проекту строительства талассоцентра? – осмелился спросить Мэр.
– Талассоцентр? Ах, да, мне уже задавали этот вопрос. Давайте сразу договоримся: если так для вас проще, считайте, что я приехал сюда ради проекта. Истинная цель поездки должна быть скрыта от ваших сограждан. Вы можете меня представить именно так, если возникнет необходимость, но знали бы вы, насколько это далеко от истины. Я – самый ярый противник «целительных» термальных источников. Засуньте их себе в задницу, ваши источники! Меня всегда от них воротило. Уже один вид курортника в банном халате, который литрами хлещет горячую воду, отдающую тухлыми яйцами, вводит меня в депрессию. Но если вам все это нравится – вперед! Давайте, разворачивайте строительство! Превращайте ваш убогий островок в лечебницу для желторожих доходяг – это не мое дело. А скажите, любезный, нет ли у вас чего-нибудь выпить, вина или водки? Чем крепче, тем лучше. Конечно, если сочтете уместным: я не собираюсь тут командовать.
Позже, когда Мэр заглянул к Доктору и описал ему эту встречу, он признался, что готов был задушить Комиссара собственными руками.
– Он напомнил мне воронят, которых мы искали в гнездах, когда были детьми, помнишь? Хиленькие, розовые, горячие, угловатые, противные и такие беззащитные с виду. Но стоило взять их, как они начинали яростно нас щипать – до крови, помнишь? Так и этот – за внешностью скромного почтальона таится дремлющая мурена. Клянусь, он еще заставит нас попотеть. Легко от него не отделаешься. А что за ухватки! Ненавижу в нем все: манеры, голос, слова, которые он употребляет. Слышал бы ты, что он говорил о нашем острове!
В конце концов Мэр отыскал в одном из ящиков стола бутылку анисовки, бог знает как там оказавшейся, ведь он никогда ее не пил, налил рюмку Комиссару и плеснул несколько капель себе, чисто из вежливости. Мэр терпеть не мог анисовую водку – маслянистую, пахнущую укропом и лекарствами. Они чокнулись. Комиссар выпил свою залпом и протянул рюмку. Мэру пришлось снова ее наполнить.
– Вы уже поняли, как я отношусь к термальным источникам, но и к островам не лучше. Даже большой остров всегда слишком мал для меня. Сама идея острова мне отвратительна: когда знаешь, что тебя со всех сторон окружает вода. Нет, я – материковый житель. Мне важно сознавать, что утром, проснувшись, я могу сесть в машину и поехать, а через несколько дней или недель уже буду в Вене, Москве, Баку, Дели или даже Пекине, почему нет? Я люблю твердую землю и терпеть не могу воду, неважно, пресную или соленую. И островов не люблю. Ваш мне тоже не нравится, да его и островом-то не назовешь – так, островок. Убери его с карт, ну и кому будет от этого хуже? Вам, островитянам? Но кому до вас какое дело? Что могут значить несколько сотен людей для населения земного шара – почти семи миллиардов? Процент сами высчитаете. Он все равно окажется в тысячу раз меньше, чем процент технологических потерь в любом производстве. Да и приехал я сюда исключительно по необходимости. Мне здесь не нравится, тем более что я начинаю испытывать ко всем вам антипатию. Сказать по чести, я вообще мало что люблю. Не люблю компаний, не люблю мою страну и время, в котором живу. Не люблю род человеческий, впрочем, как и не люблю ни один вид животных. Единственное, что люблю – самозабвенно, безраздельно, без всяких оговорок, – это мое ремесло. Да, я безумно люблю свою профессию. И еще обожаю спиртное. Не будучи в полном смысле алкоголиком, я много пью и почти не пьянею. Мой врач только руками разводит.
Он снова опустошил рюмку и на этот раз сам взял бутылку и налил себе еще. И вполоборота к Мэру уселся на его стол.
– Наверное, вы считаете меня плохо воспитанным? А мои манеры вульгарными? Даже если вы мне скажете об этом в лицо, я плюну и разотру. Мне плевать, что вы думаете сейчас и будете думать потом. Я здесь не для того, чтобы вы меня полюбили, а для того, чтобы отыскать кость, раскопать и вытащить ее, погрызть немного – узнать ее вкус, а затем отнести, если сочту нужным, тем, кто меня сюда послал. Но меня раздражает, что я вынужден здесь находиться. На этом острове. Никак не могу понять, как люди могут жить на острове, тем более таком, как ваш, – жалком и мерзком. Черном, враждебном, безобразном. А знаете, я никогда о нем ничего раньше не слышал. Да он же просто дырка в мировой жопе, этот ваш остров, господин Мэр! Мне сказали, что сотовый здесь не ловит, интернета тоже нет, – думал, надо мной просто издеваются.
– Наш остров причислен к всемирному наследию человечества, поэтому все антенны запрещены.
– Наследие, твою мать! Хорошо наследие! А человечество еще лучше! Все женщины и мужчины, которых я здесь встретил, имели какой-нибудь физический дефект: косоглазие, лопоухость, огромный нос, слишком длинные конечности или кривые зубы. У владельца кафе, который предоставил мне жилье, на каждой руке по шесть пальцев. Шесть пальцев! Вы когда-нибудь слышали о таком где-нибудь в другом месте? Дегенераты! Да и вы, господин Мэр, вроде как не совсем доделаны: у вас тело ребенка и голова старика.
Мэр сознался Доктору, после того как залпом осушил рюмку виноградной водки, что он едва не двинул этому человеку в челюсть. Никто с ним так не разговаривал со времен начальной школы и дворовых драк. Но он помнил, что приезжий был полицейским, и даже мэру, как бы его ни оскорбляли, непозволительно бить полицейского, а уж тем более комиссара.