– Разрешите представиться: Джеймс.
– Входите, пожалуйста.
– Это ведь баржа, верно?
– Да.
– И она называется «Грейс»?
– Нет.
– Жаль.
– Вы сказали, что вас зовут Джеймс?
– Нет, меня зовут Эдвард.
– Ну, это неважно.
Эдвард вытащил из кармана бутылку виски и, что было совсем уж неожиданно, два стакана. При виде этих стаканов Морис совсем опечалился. Они ведь наверняка принесены в надежде на некое празднество, которое не удалось, да теперь уж и не удастся.
– Какой удачный вечерок вы выбрали для своего визита сюда, – заметил он.
Впрочем, в данный момент его, как хозяина судна, более всего волновало, сумеет ли он благополучно спустить своего гостя с палубы. К счастью, практики у него в этом отношении вполне хватало, и в итоге они оба оказались внизу. Наполняя стаканы, Морис вдруг понял, что его депрессия начинает рассеиваться.
Эдвард тяжело рухнул на рундук и заявил, что для начала хочет объясниться.
– Доктора твердят: не пейте так много. Они на этом прямо-таки настаивают. А их еще и целая армия психологов и всяких научных работников поддерживает.
Он говорил довольно невнятно, запинаясь и с трудом пытаясь обрести нужное направление в мире слов – примерно так же он только что бродил вслепую по палубе «Мориса», надеясь отыскать люк.
– А чем на самом деле должны заниматься эти так называемые ученые? Они должны изучать производимый виски эффект. Возьмем, например, мой случай. Ведь если одна порция виски делает меня веселым, то от четырех порций я должен был бы веселиться вовсю, согласны?
– Целиком и полностью.
– Ан нет! Вот выпил я четыре порции виски подряд и почувствовал себя хуже некуда. Хоть вешайся, черт побери! Уберите это от меня! В общем, подумайте над тем, что я сказал…
– Вам в процессе работы часто приходится с речами выступать? – спросил Морис.
Эдвард, казалось, на мгновение даже протрезвел.
– Нет, работа у меня чисто канцелярская.
Баржу сильно качнуло, и Морис услышал, как вешалка с «хорошим» костюмом, давно и тщетно ждущим его выхода на работу, с лязганьем проехалась по перекладине в шкафу.
– А я ведь пришел, чтобы сделать Ненне подарок, – сообщил вдруг Эдвард и из того же кармана, откуда раньше извлек стаканы, вытащил маленькую синюю с золотом коробочку. – Там внутри флакон с духами, – пояснил он.
– С какими? – поинтересовался Морис.
– Они называются L’Heure Bleue.
– Вы не возражаете, если я это запишу? – спросил Морис.
– Конечно, нет. Возьмите мою ручку.
– А вы знаете, что «ручка» – это русское слово?
– Да нет, венгерское.
– Нет, русское.
– Но эти ручки изобрел какой-то венгр!
– Тогда он на них, должно быть, просто озолотился. Кстати, это что же, какие-то особенные духи? Раз уж вы их для Ненны купили, значит, она такими пользуется, верно?
– Не знаю. Скорее всего, пожалуй, нет. Я вообще-то ни в духах, ни в запахах не разбираюсь.
– По-моему, Ненна вообще духами не пользуется.
– Значит, вы все-таки ее знаете?
Оба дружно выпили, и Эдвард признался:
– Мне эти духи предложила мать того дома… то есть того человека… у которого в ее доме я живу…
– Как-как?
– Разве не ясно? Боюсь, я теряю нить разговора…
– Ничуть.
– Гордон сказал, что мне следует принести ей какие-нибудь духи.
Прямо у них над головой вдруг раздался грохот, похожий на взрыв в сланцевом карьере. Там явно оторвалось что-то тяжелое и, пару раз прокатившись по палубе, замерло точно над ними. Деревянные балки протестующе взвизгнули. Но Эдвард – похоже, он так ничего и не заметил, – как ни в чем не бывало продолжил свою мысль:
– А еще я принес ее сумку. – И он с некоторым трудом вытащил из того же кармана дамскую сумочку, на которую оба уставились так, словно надеялись взглядом превратить ее в нечто совсем другое.
– Как вы думаете, Ненна примет меня обратно?
– Не знаю… – с сомнением протянул Морис. – Хотя Ненна всех любит. Как и я.
– О, так вы все-таки знаете Ненну?
– Да.
– Вы, должно быть, очень хорошо ее знаете, раз живете с ней на одной барже!
– Я на соседней живу.
– Но она ведь иной раз заглядывает к вам, чтобы попросить взаймы, скажем, сахару? Или спички?
– Ну да, мы оба любим взаймы просить.
– А ведь ее нелегко понять. Можно много лет пытаться, да так ее и не понять, эту женщину.
В бутылке еще оставалось примерно на четверть, и Эдвард разлил виски по стаканам. На сей раз ему помогло само судно – «Морис» так качнуло, что виски выплеснулось в стаканы двумя аккуратными дугами.
– Вот вы женщин понимаете?
– Да, – ответил Морис, изо всех сил стараясь не потерять способность к концентрации: он, можно сказать, удерживал ее обеими руками. – Вам нужно непременно подарить ей эти вещи! – заявил он. – Да, именно подарить. Да-да, именно так: подарить! Но для этого вам придется перебраться на «Грейс».
– А как это делается?
– Это совсем не трудно. Трудно, только если ты тяжелый. Но, к счастью, сегодня вечером мы все такие легкие – ну просто невесомые!
– И как же я туда попаду?
Однако подняться по трапу на палубу оказалось задачей трудной, куда трудней, чем в прошлый раз, когда Морис «парил» над ступеньками, поднимаясь навстречу Эдварду. Судно то ныряло, то вставало на дыбы, но, к сожалению, ритм этих колебаний совсем не совпадал с движениями еле стоявших на ногах Мориса и Эдварда. Когда им все-таки удалось преодолеть первые три ступеньки, крышка люка над ними сама собой распахнулась, и в отверстии, как в раме, возникло бешеное штормовое небо. А на самой верхней ступеньке трапа сидела крыса и злобно скалилась; временами в отблесках света виднелись ее отвратительные клыки. Эдвард рванулся вперед.
– Ну, погоди, мерзкая тварь!
– Крысу тоже Господь сотворил! – попытался остановить его Морис.
Но Эдвард уже запустил в крысу сумочкой Ненны, которую держал в руках, потом духами, предполагавшимися в подарок, и ухитрился попасть гнусной твари прямо в брюхо. Крыса громко зашипела, привстала на задних лапках, развернулась и исчезла, хотя ее хвост еще некоторое время свисал со ступеньки, похожий на тонкую веревку.
– Неужели духи разбились?
– Боюсь, что да. Я чувствую их запах.
– Но я же специально сюда тащился, чтобы сделать подарок!
