– Вы не в состоянии описать ваши чувства?
– Да нет, вполне в состоянии. И запросто сейчас все объясню. Я его больше не люблю.
– Это правда?
– Нет.
– Я что-то не пойму вас, Ненна.
– Я хотела сказать, что больше не ненавижу его. А это, наверное, одно и то же.
– И давно вы к нему подобные чувства испытываете?
– Примерно последние часа три.
– Но ведь вы, несомненно, сегодня с ним даже не виделись?
– Виделась.
– То есть вы виделись с ним вечером? И что же случилось?
– Я оскорбила его друга, а заодно и мать друга. И он высказал свое мнение по этому поводу.
– Что же конкретно сказал ваш супруг?
– Он заявил, что я не женщина. Но ведь это же полная чушь, вам не кажется?
– Пожалуй, да, кажется. Да нет, я уверен, что это полная чушь. Причем чушь доказуемая, да, именно так. – И Ричард предпринял еще одну попытку: – Чушь – в самом широком смысле этого слова!
– Мне, собственно, только такой смысл и нужен.
– А какими словами вы описали бы ваши нынешние чувства к нему? – спросил Ричард.
– Я бы, пожалуй, сказала, что чувствую себя безработной. Самое сильное ощущение одиночества возникает от отсутствия конкретного места работы, и возникает оно даже в том случае, если ты стоишь в очереди вместе с тысячью других таких же безработных. Я не знаю, о чем буду думать, когда мне больше не придется все время о нем тревожиться. И не представляю, как мне тогда управиться с самыми разнообразными мыслями. – Ненна чувствовала, что ее бесформенным облаком окутывает меланхолия. – И что мне тогда делать со своим телом?
Последнее заявление было несколько безрассудным, вызванным исключительно жалостью к самой себе. Но Ричард смотрел на нее очень спокойно. А потом вдруг сказал:
– Знаете, я однажды признался Лоре, что не хотел бы даже на минуту остаться с вами наедине.
– Зачем же вы это сделали?
– Сам не понимаю. И не могу вспомнить, какую причину тогда ей назвал. Должно быть, самую дурацкую.
– Ричард, почему вы о себе такого низкого мнения?
– Не уверен, что у меня вообще на сей счет какое-то мнение имеется. То есть я, конечно, пытаюсь дать себе справедливую оценку, как и всем остальным, впрочем. Но это очень трудно. Мне приходится слишком долго в себе разбираться, чтобы найти какие-то объяснения собственным чувствам. Но вас я очень хорошо понял – когда вы сказали, что чувствуете себя безработной.
Ялик подплыл к «Лорду Джиму» и застыл, лишь слегка коснувшись его борта кранцем и мягко покачиваясь на волне.
– Куда мне привязать чалку?
– Можно к трапу, но не туго, иначе при отливе ялик попросту повиснет в воздухе.
Это Ненна и сама отлично знала, но промолчала, ибо в душе у нее царили удивительный мир и спокойствие.
Когда Ричард встал, собираясь подняться на борт, стало заметно, что его гложут сомнения, но не по поводу того, что он хочет сделать, а по поводу самой процедуры, связанной с воплощением его намерений в жизнь. Он должен был все сделать правильно. Капитан всегда поднимается на борт своего корабля последним, но мужчина в двусмысленной ситуации должен действовать первым. Ненна поняла, что решающий момент настал, еще когда привязывала ялик, и прекрасно видела, что Ричард растерялся куда сильнее, чем она сама. Собственно, оба чувствовали себя неуверенно, однако соотношение сил переменилось, и Ненна осознала, что контроль над ситуацией теперь полностью в ее руках. И она, легким движением стряхнув с ног резиновые сапоги, стала первой подниматься по веревочному трапу.
– Люк открыт? – деловито спросила она, полагая, что Ричарду будет легче, если она скажет что-нибудь самое обыденное. Впрочем, задавать подобный вопрос было совершенно бессмысленно. Ричард всегда запирал крышку люка, но никогда не забывал ключ.
Глава девятая
Дети Ненны никогда внешне не проявляли интереса ни к тому, где она была, ни к тому, почему вернулась домой только утром. Вновь оказавшись на «Грейс», она увидела, что Тильда возится у основания мачты, прикрепляя какой-то черно-желтый флаг, один из тех немногих, что у них имелись.
– У нас линя маловато, – сообщила девочка. – Придется от паруса отвязать.
– Что это значит, Тильда, дорогая?
– Это значит «L», то есть «У меня есть для вас важное сообщение». Вообще-то, я это для тебя готовила, мам. На тот случай, если бы ты вернулась раньше нас.
– И куда же вы, в таком случае, собирались?
– Мы собирались пойти с ним в город и все ему показать.
– С кем это «с ним»?
– С Генрихом.
Из люка появилась Марта, а следом какой-то мальчик, значительно выше нее ростом. И Ненна была буквально потрясена переменой, успевшей произойти с ее старшей дочерью с тех пор, как они вчера в последний раз виделись. Марта распустила привычный конский хвост, и ее светлые волосы лежали по плечам очаровательными естественными локонами. А еще она надела свою любимую и единственную рубашку с портретом Элвиса.
– Мам, это Генрих. Ему три недели назад исполнилось шестнадцать. И ты даже не знаешь, кто он такой!
– Да нет, это я как раз знаю. Мне тетя Луиза сказала. Только, к сожалению, возникла некоторая путаница, потому что, по ее словам, Генрих должен был появиться здесь еще в прошлую пятницу.
– День моего отъезда пришлось перенести, миссис Джеймс, – объяснил Генрих. – А потом я еще немного задержался, потому что мне дали адрес 626, Чейн-Уок, но там я никого не нашел, и, к счастью, речная полиция вскоре направила меня сюда.
– Что ж, я в любом случае рада приветствовать вас, Генрих, на борту нашего судна. Добро пожаловать.
– Миссис Джеймс, Генрих фон Фюрстенфельд. – Генрих изящно поклонился.
Он вообще был исключительно элегантен. Генриху дали такое воспитание, которое помогло бы ему пережить любые смены режима, преодолеть любые границы и даже, возможно, выдержать утрату всей фамильной собственности, а в случае разразившегося кризиса дало бы возможность достаточно длительное время спокойно проживать у каких-нибудь дальних родственников в любом из тех уголков земного шара, где сохранилось терпимое отношение к аристократии, то есть на весьма обширной территории от польской границы до ворот Гайд-парка. Короче говоря, Генрих обладал превосходным европейским «бэкграундом», благодаря чему стал человеком, хорошо владеющим собой, сдержанным, но вполне способным и на солнечную дружескую улыбку, и на крепкое спортивное рукопожатие, но самое главное – с ним почти любой чувствовал себя легко, даже несколько встревоженная его появлением Ненна.
– Я надеюсь, Марта показала вам, куда положить вещи?
Марта нетерпеливо глянула на мать.
