Затем Тильда принялась еще и приукрашивать только что выдуманную историю, сообщив, что мама теперь ищет им нового папу, однако, будучи девочкой наблюдательной и сообразительной, она очень быстро поняла, что в данном случае, пожалуй, зашла слишком далеко, и поспешно прибавила, что они с сестрой каждую ночь молят Всемилостивую Деву Фатиму, чтобы их отец вернулся. До этого случая Тильде – хотя в ее прозрачных серых глазах светилась одна лишь девственная чистота, заставлявшая монахинь сдерживать себя и не рисковать, зря ругая невинное дитя за проделки, – все же частенько попадало. Среди своих ровесниц в классе она славилась, например, тем, что регулярно самым непочтительным образом разрисовывала картинки в альбомах для раскрашивания, делая бороду Господа нашего пурпурной или даже зеленой; но, честно говоря, чаще всего это случалось, потому что Тильде было абсолютно безразлично, успеет ли она первой захватить лучший набор цветных карандашей. Однако теперь Тильда превратилась в объект вселенского сочувствия. После приватной беседы с матерью-настоятельницей сестры-монахини объявили, что отныне каждое утро несколько минут, отведенные для личных целей, будут посвящены особой молитве с четками в руках и вся начальная школа станет просить Господа, чтобы Он вернул отца Марты и Тильды в семью. А после молитвы, если погода будет хорошая, процессия из учениц младших классов направится к построенному в зоне рекреации макету Лурдской пещеры, воссозданной в натуральную величину в неком подобии искусственной скалы, более всего похожей на большую кучу угля. Текст особой молитвы написала сестра Поль, известная как автор нескольких молитвенных сборников: «Господи, ото всего великого сердца Твоего благослови сего мужа, не принадлежащего к католической вере, отца маленьких слуг Твоих, Марты и Тильды, дабы открылись его вежды, а остылая душа его вновь исполнилась горячей веры в Тебя, и он смог бы вернуться к законному семейному очагу, аминь».
– Они, конечно, женщины хорошие и желают нам добра, – сказала Марта, – только ноги моей в школе не будет, пока все это продолжается.
– Я могла бы поговорить с монахинями.
– Не стоит, мам. Иначе они еще и за тебя молиться начнут.
И Марта на всякий случай взглянула на мать, как бы желая убедиться, не приняла ли она эти слова чересчур всерьез.
И тут как раз появилась Тильда, неся в руках какой-то мерзкий комок сочащейся влагой глины. Комок она шлепнула прямо на обеденный стол, и он вдруг ожил, зашевелился, потом выпростал из глины тощую заднюю лапу, принадлежавшую, как оказалось, Страйпи.
– Видимо, она решила осуществить произвольную самоликвидацию, – предположила Марта, однако все же принесла кусок старого полотенца и принялась оттирать с кошки грязь. Страйпи украдкой поглядывала на свою спасительницу сквозь белую тряпицу, точно воскрешенный Лазарь сквозь саван
[27].
– Каким образом кошка ухитрилась так выпачкаться? – растерянно спросила Ненна. – Это ведь явно не прибрежный ил.
– Она на крыс охотилась, – охотно пояснила Тильда, – и свалилась на палубу лихтера, груженного глиной. Это лихтер фирмы «Мерчантайл Лихтередж Лимитед», у них еще такой красивый флаг с черным бриллиантом на широком белом поле.
– Кто же ее оттуда вытащил?
– Один матрос. Он не только ее оттуда достал, но и сошел с ней на берег прямо возле лестницы, ведущей к Кадоган-холлу, а потом добрался до нас и передал Страйпи Морису.
– Ну что ж, вымойте ее, только потом постарайтесь как следует отжать у нее из шерсти воду, особенно из хвоста. И, пожалуйста, поаккуратней.
Глина быстро высыхала, превращаясь в твердую корку, уже успевшую покрыть и стол, и пол под столом. Марте пришлось еще по крайней мере полчаса мыть и отскребать все эти поверхности, тогда как Тильда почти сразу утратила к происходящему всякий интерес. За это время успело стемнеть, и казалось, что тьма поднялась прямо из реки, стремясь слить ее воедино с небесами. Ненна приготовила чай и растопила дровяную плиту. Эти старые баржи, которые когда-то вовсю ползали вверх-вниз между портами Восточного побережья и Английского канала, теперь «вздыхали», сидя на привязи, зато их новые владельцы чувствовали себя вполне спокойно.
Внезапно в открытом люке вспыхнул отблеск очень яркого, но довольно неприятного розовато-лилового света.
– Это, похоже, на «Морисе», – встрепенулась Марта. – Не может быть, чтобы так береговой прожектор светил.
Затем на сходнях послышались шаги самого Мориса, и последовал довольно тяжелый прыжок, с помощью которого он преодолел те восемнадцать дюймов, что отделяли палубу «Мориса» от палубы «Грейс».
– Морис не может так тяжело прыгать, – усомнилась Марта. – Он совсем мало весит и запросто перепрыгивает к нам на палубу.
– Как кошка? – язвительным тоном спросила Ненна.
– Боже упаси! – завопила Марта.
– Эй, на «Грейс»! – зычным басом крикнул Морис, явно подражая Ричарду. – Не хотите посмотреть?
Ненна и обе девочки, стряхнув дремоту, охватившую их после чая, поднялась на палубу и буквально замерли от изумления. На корме «Мориса», повернутой к «Грейс», произошли весьма заметные и странные перемены. А тот яркий свет – он, собственно, в первую очередь и привлек их внимание – исходил, как оказалось, от старого уличного фонаря, наклонившегося под каким-то немыслимым углом, отчего возникало ощущение некого таинственного действа, а точнее, любительской постановки «Сказок Гофмана»; вместо стекла в фонарь были вставлены полоски розовато-лилового пластика, а от столба тянулся длинный провод, исчезавший где-то в темноте открытого люка. На палубе оказались разбросаны довольно неожиданные предметы, более всего похожие на булыжник или брусчатку, а подветренный борт судна был несколько вызывающе выкрашен красной, белой и золотой краской.
Волна от проходившего мимо угольщика качнула обе старые баржи, и тут же раздался оглушительный вой его гудка, так что разговаривать стало совершенно невозможно. Наконец угольщик прошел, и Морис, отчасти скрытый густой тенью, а отчасти казавшийся ярко-пурпурным, застенчиво спросил:
– Правда, можно подумать, что находишься в Венеции?
Ненна, поколебавшись, призналась:
– Я в Венеции никогда не бывала.
– Так ведь и я тоже, – усмехнулся Морис, мгновенно устранив всякую претензию на собственное превосходство. – У меня эта идея возникла благодаря открытке, которую мне один мой знакомый прислал. Вообще-то, я от него не одну, а целую серию таких открыток получил, так что легко сумел себе представить, как выглядит типичный уголок этого города. Конечно, не Большой Канал, как вы понимаете. Просто одна из маленьких улочек. В такой теплый вечер, как сегодня, можно оставить люк открытым и воображать, будто находишься в центре Венеции…
– Как красиво! – восхищенно воскликнула Тильда.
– А тебе, Ненна, похоже, так не кажется?
