Это была вечная головная боль – первую половину месяца семья жила на пенсии стариков, а вторую – на зарплаты молодых. Но что такое крестьянские доходы? Что у старых, что у молодых, как бы тяжело они ни трудились, денег едва-едва хватало на самое необходимое. Выручали земля-матушка да лес-батюшка, пушнина на продажу скупщикам, лосятина на суп, грибы да картошка с капустой со своего огорода…
– А я бы на юг поехал, – вздохнул дядя Гриша. Его как обычно нестерпимо тянуло на родину, в Краснодарский край, но и этим летом вновь не хватило денег, чтобы купить билеты на поезд.
Он допил чай, натянул фуфайку и отправился в ежедневный рейд по заброшенным деревням – искать цветной и черный металл.
– Кинь ты, Танька, этот каталог в печку. Не для наших кошельков там цены, – посоветовал жене дядя Гриша, уже стоя в дверях.
– Кинула бы, Гриша, да бумага эта глянцевая ничего не стоит – не горит она, только кукожится.
– Тьфу ты, растудыть! И на это не годна! – махнул рукой дядя Гриша. – Не горюй, Танюха, металл сдам и тебе подкину деньжат с южной заначки! – пообещал он и вышел из избы.
Осталась Татьяна одна дома. Тишина в избе, все разбежались – у каждого свой труд! Только щелкают часы да гудит холодильник. Полистала каталог: кроме спиртного, продукты рекламируют, а в конце журнальчика – товары для дома и дачи. Старый каталог, летний еще: цветов в нем разных видимо-невидимо, да все такие красивые! Взяла Татьяна ножницы, тугие и тупые оттого, что весь август и сентябрь она обрезала ими лук. И ножницы непослушные, и пальцы у тетки Тани такие же – загрубевшие от работы, толстые, еле-еле в кольца ручек пролезают. Но кое-как, потихоньку, она все же выкромсала картинки цветов из каталога. Нашла у внуков в альбоме для рисования чистую страничку. Заварила клейстер из муки и кипятка и все картинки на один альбомный лист наклеила. Красиво получилось! Натюрморт, как летом на цветочной грядке.
Высохла картинка, прицепила ее Татьяна на кнопки прямо на кухне напротив русской печки. Пусть тут «клумба» расцветает: у шестка вся жизнь проходит, так чтобы в любой момент можно было полюбоваться. Татьяна представила, как вернется со своего промысла Гриша, он тоже страсть как цветы любит. Обязательно картинку заметит и похвалит. Она вымыла посуду после завтрака, заново заварила чай, достала карамель.
Чисто в доме, пахнет заваркой и едва заметно конфетами – до чего же свежие ароматные подушечки Сережка привез! Татьяна взяла блюдо с кашей, налила себе чашку чая и, прежде чем сесть позавтракать, прочитала «Отче наш» перед иконами в красном углу. Закончила заученную еще в детстве молитву своими словами:
– Спасибо Тебе, Господи, всё, всё-то у нас есть! Сбереги, Спаситель, путешествующего раба Твоего Божия Сергия! Слава Богу за всё!
III. Железные люди
В деревне их называли «железные люди».
Дядя Гриша и его племянник Димка, старый и молодой сборщики металла, были похожи друг на друга не только по-родственному. Измученный раком печени дядя Гриша и страдающий тем же заболеванием сорокалетний Димка – они оба словно нарастили металлическую чешую поверх желтоватой от болезни кожи. Их спецовки покрылись слоем ржавчины и пыли, и руки больше не отмывались от стальной грязи. Они научились не обращать внимания на боль и возили с собой не только ломик и магнит, незаменимые орудия труда «металлистов», но и аптечку с лекарствами, сумку с едой, а также пустое ведро на тот случай, если в лесу удастся найти грибы или ягоды.
На рассвете сборщики металла выезжали из дому на дрынке, а к закату, вернувшись с «добычей», в совершенно одинаковых фразах ворчали: жаловались никому, в космическое пространство, что опять на мотоблоке по дрянным дорогам растрясло все нутро и болит то там, то тут. Всякий раз дяде Грише и Димке родные предлагали не ездить больше на промысел, и всякий раз они хором отказывались.
– Не будем шевелиться, так хоть помирай! – отвечали они и грубо, по-крестьянски добавляли: – Мужики мы или кто? Добытчики или хренобитчики?
Вот за это их и прозвали «железные люди». Доходы «железных людей» и на самом деле стали хорошим подспорьем. Колхозных зарплат в деревне еле-еле хватало на самое необходимое. И самое главное – дядя и племянник не унижались до того, чтобы просить у своих жен деньги на лекарства, даже пенсии по инвалидности до последней копейки оба отдавали своим женщинам.
Стар и млад работали в единой связке: дядя Гриша собирал металлолом уже давно, а Димка присоединился к нему лишь пару лет назад, когда серьезно заболел. У старого крестьянина было больше опыта, у молодого – энергии. Дядя Гриша знавал теперь уже мёртвые сёла еще в период их расцвета и потому безошибочно определял места, где под слоем земли или под гниющими костяками изб можно найти железо. Но у него не всегда хватало сил выкорчевать свои находки из крепких тисков почвы, дикой травы, кустарника, не всегда получалось разобрать завалы. Димка местность знал гораздо хуже, но все же он был моложе и потому сильней. Он помогал дяде Грише и ловко, несмотря на болезнь, орудовал ломиком, кувалдой, пилой, кусачками и пассатижами.
Зимой дядя с племянником свой промысел прекращали – «мёртвую зону» брошенных деревень заносило снегом. Но Димка все равно ежедневно приходил к дяде Грише в гости выпить кофейку. От чая его почему-то мучила страшная изжога. Сборщики металла с ностальгией вспоминали летние трофеи и ежедневно на чём свет стоит ругали скупщика железного лома таджика Анзура.
В конце августа дядя Гриша и Димка сдали Анзуру такую большую партию железа, что скупщик пожаловался, мол, «налички» с собой не хватает. Часть суммы он отдал, а часть – якобы не смог. Анзур пообещал, что съездит в город до банкомата и расплатится на следующий день:
– Зуб даю, Гриша! Зуб! Когда я тебя обманывал? Обернусь на раз-два! – клялся он с неподражаемым акцентом.
Но ни на раз, ни на два не обернулся. Прошло лето, потом осень, а Анзура и след простыл. Дядя Гриша и Димка ругали его последними словами, а заодно и самих себя за постыдную для взрослых мужчин доверчивость.
– Встречу – рыло начищу! – обещал Димка.
– Надо бы его поучить! – поддерживал дядя Гриша.
– Это ж надо нам с тобой так лажануться, – сокрушался племянник.
– Как детей малых провёл, – кивал дядюшка.
И всякий раз итог этих бесед подводила тетка Таня, Гришина жена.
– Найдётся своя сказка на каждого дурака! – утешала она мужчин.
В один из таких дней дядя Гриша нежился на печке, а Димка, сидя у шестка, прихлёбывал кофе из своей любимой жёлтой чашки с изображением Софийского собора в Вологде. Рядом хлопотала тётка Таня. Она готовила винегрет из сваренных в чугунке овощей. Пахло свёклой, варёной картошкой, пирогами, печным духом.
День выдался по-северному тёмный, дул ветер, и мела вьюга, вот-вот собирающаяся перерасти в настоящую снежную бурю. В такую погоду оба – и дядя Гриша, и Димка – чувствовали себя неважно и потому больше обычного ворчали, вспоминали Анзура и проклинали его на все лады, выдумывая для обманщика страшные кары.
