«Леший надо мной, может, шутит? Или сказки все, не бывает леших?» – раздумывал Гриша, но пока так размышлял, на всякий случай еще раз перекрестился уже троекратно. Немного успокоившись, он все же решил приблизиться к зверю. Меряя время шагами, он потихоньку крался к поваленной осине, и чем ближе, тем смелее становилась его поступь: это коряга в форме медведя стояла у корней дерева! Так искусно потрудилась над этой скульптурой природа, что выглядела деревяшка как почетный монумент косолапому. А бурая кора, испещренная множеством жилок, вблизи оказалась точной «подделкой» под настоящий мех. От солнечных бликов, от трепетания рябиновых листьев казалось, что «медведь» двигается. Гриша потрогал «голову»: рядком между «ушей» вошли в корягу две пули, а третью он отыскал чуть ниже, в «шее» деревянного зверя.
Охотник прислонился к осине и громко расхохотался, вытирая со лба выступивший от жары и волнения обильный пот.
– Ну, Мишка-медведь, научи меня реветь! Заколдованный ты, видно! Расскажу теще – так со смеху лопнет! Я ведь, дружище, до сих пор на медведя-то и не охотился.
И неожиданно для самого себя Гриша начал рассказывать деревянному зверю, почему так вышло, что в двадцать семь лет он еще не числил за собой ни одного крупного зверя. Выложил как на духу про всю свою жизнь: и как уехали на Дальний Восток, и как там батю убили, и как тяжело работал все детство, а потом служил в армии на подлодке, и про Таньку, и про тёщу, и про сыновей, про то, как дом строил… «Косолапый» внимательно слушал. Скрипели на ветру корни осины, покачивала ветвями рябинка.
Вернувшись домой, Гриша повеселил всю семью рассказом про свои приключения. И с тех пор завел традицию: если шел в лес в сторону малинника, обязательно заходил проведать деревянного «медведя» и подолгу беседовал с ним, делился с ним домашними вестями, всеми думками и задумками. И имя «монументу» дал – Заколдованный Друг. Настоящего косолапого Гриша добыл этой же осенью на овсах, вот только первым своим зверем его никогда не называл. «Первый мой медведь не этот! Мой первый – не простой, а заколдованный. В лесу стоит, и выстрелом не возьмешь!» – шутил он в разговоре с товарищами-охотниками и рассказывал им историю про чудо-корягу. Те смеялись, конечно, но согласно кивали: всякому охотнику первый медведь переворачивает всю душу наизнанку и, как первая любовь, запоминается на всю жизнь.
Цирк малиновый
Гриша приехал на малинник на мопеде. Это неожиданное средство передвижения по лесной просеке он выбрал из-за младшего сынишки.
Шестилетний Игнатка не отпускал отца ни на шаг. Между ним и главой семейства существовала вечная игра в «прятки-догоняшки»: Игнатка тщательно следил, чтобы отец не ушел без него в лес, отец столь же тщательно скрывал от малыша свои планы.
Мальчишку совершенно не волновало, что поход походу рознь. На легкие лесные прогулки Гриша и сам с удовольствием водил не только троих своих сыновей, но и многочисленных племянников. И грибы с детворой собирал, и на тяге вальдшнепов выслушивал, и пескарей ловил. Но в отличие от других деревенских ребят Игнатке этого было мало. Худышке-пацаненку хотелось и кабанов гонять, и на лабазах медведя поджидать, и за пятьдесят километров шлепать по болоту за клюквой. Отцовские объяснения, что мал еще и трудно будет, Игнатка пропускал мимо ушей. Не помогали и обещания, что в следующий раз они обязательно отправятся в лес вместе. Если Гриша не брал Игнатку с собой, малец устраивал жуткие истерики и с ревом бежал за отцом по пятам до тех пор, пока не поймают мать, бабка или старшие братья.
Чтобы уберечь мальчонку от лишних расстройств, Гриша стремился уйти из дома так рано и так тихо, чтобы младший сын не проснулся. Сообщая жене, что пойдет на охоту, по грибы-ягоды или на рыбалку, Гриша тщательно осматривался: не услышит ли сын? Сборы превращались в секретную операцию. В обстановке строжайшей тайны жена и теща готовили для Гриши бутерброды и наливали термос чая – только бы младший не уследил! Глава семейства собирал рюкзак и готовил оружие или удочки столь же осмотрительно, стараясь не привлечь внимания. Но часто в самый последний момент, когда Гриша уже стоял в дверях с рюкзаком за плечами, раздавался топот маленьких ножек и крик:
– Папа, папа, ты куда? Возьми меня с собой!
Гриша уважал в Игнатке эту беззаветную и страстную преданность лесу. Отец понимал, что сам же и передал сыну эту любовь вместе с генами нескольких поколений крестьянского рода: Гришин отец Александр был знатным охотником, и дед Яков тоже, и так до седьмого колена, до пращура Ильи. Уже сейчас Игнатка настолько походил в повадках и привычках на родимого батюшку, что у Гриши по-отцовски сладко ёкало сердце. Лес был для Игнатки любимой школой, а отец – преподавателем лесной науки. Причем сынишка оказался не просто талантливым учеником, у Игнатки был дар от Бога понимать и чуять каждую травинку и зверушку, дерево и птицу. Вместе с отцом они удили окуней и уклейку, учились вытаскивать налимов из-под камней и находить в иле вьюнков, сидели в засидке на уток, собирали для матери огромные букеты из васильков и ромашек. Пили воду из хрустальных лесных луж через пористые стебли гигля, как через коктейльную трубочку. Мастерили шалаши для ночевки, а сколько перевидали зверей и птиц! Наблюдали, как ондатра мастерит столик из осоки, как выдра рыбачит, как белка лущит еловую шишку… Ну и как Игнатке после всех этих чудес остаться дома с мамкой да бабкой, когда отец в одиночку – без него! – отправлялся навстречу новым приключениям? Конечно, юный следопыт вел за батей непрекращающуюся слежку.
Вот и вчера о походе на дальний малинник Гриша сообщил жене Таньке шепотом, предварительно убедившись, что Игнатки нет рядом. Добираться до малинника предстояло по просеке. Три года назад мимо деревни проложили стратегически важную линию высоковольтной передачи. Просеку сделали очень широкой, и до сих пор вдоль высоченных бетонных столбов сохранилась хорошо утрамбованная тракторная дорога. Путь был несложным, но долгим – около пятнадцати километров. На дальнем малиннике росла любимая Танькина ягода – белая малина. За ней-то и собрался Гриша.
Он встал рано утром, но жара уже сейчас чувствовалась в избе. К полудню день обещал превратиться в настоящее пекло. Гриша наскоро выпил с Танькой чаю, поддел на плечо котомку с водой да хлебом, взял в руки ведро для ягод, и тут из комнаты выбежал Игнатка, полностью одетый и с пол-литровой банкой в руке.
– Папа, я с тобой за малиной! – решительно заявил он.
Танька охнула, всплеснув руками:
– Матерь Божья! Да как ты узнал-то, чадо? Уж мы так сторожились!
– А я видал, как бабушка с вечера ведро для папы мыла! Значит, с утра он с этим ведром за малиной пойдет! – важно сообщил Игнатка и продемонстрировал банку. – А я банку еще вчера помыл. В нее буду малину собирать и в ведро ссыпать.
– Шерлок Холмс, – хмыкнул отец и присел перед сыном на корточки, чтобы сравняться с ним в росте и говорить как мужчина с мужчиной. – Игнат, пятнадцать километров пешком. Как пойдешь? Ноги у тебя не доросли до таких дорог.
– А ты, папа, меня на шее вези, – не сдавался мальчишка, и голубые пуговки-глазенки блестели отвагой. – Сначала я сам пойду, а если ножки заболят, на тебе поеду.
