Вилли ждал его в верхней части улицы. Спеша уйти подальше, пока их никто не остановил, они быстро прошли по тропе, которая вела через поля и луга Старого Лимингтона, пересекли ручей у маленькой мельницы и через полчаса уже проходили мимо поместья Арнвуд, находившегося между деревнями Хордл и Суэй.
Было погожее утро, обещавшее теплый день. К западу от Лимингтона сельская местность представляла собой теснящиеся маленькие поля с живыми изгородями и небольшими дубами в чередующихся впадинах и лесистых лощинах. На голых ветвях распускались бледно-зеленые листья; слабый ветер сдувал с изгородей на тропу белые лепестки. Мальчики миновали вспаханное поле, где по бороздам бродили крикливые чайки.
Любой, кто был знаком с жителями Лимингтона, мог запросто опознать двух мальчиков, идущих мимо поместья Арнвуд, так как каждый был уменьшенной копией своего отца: с серьезным лицом купца один и с бодрой, лишенной подбородка физиономией моряка другой, они выглядели почти уморительно. Однако через час они оставили мир Лимингтона далеко позади и вошли в лес, через который тянулась узкая тропка. И дальше, миновав полосу чахлых ясеней и берез, они вступили в широко распахнутый мир пустоши Фореста.
– Как по-твоему, дракон здесь бывает? – нервно спросил Вилли.
– Нет, – ответил Джонатан. – Он не пользуется этим путем. – Раньше он никогда не видел, чтобы его друг колебался, и потому весьма гордился собой.
Им предстояло пройти пять миль по южному краю пустоши, но дорога ожидалась легкая, благо под ногами была торфянистая лесная почва. Утреннее солнце находилось позади и сверкало в каплях росы. Огромный участок пустоши пестрел желтыми цветами на кустах утесника. Там и тут на холмах справа виднелись округлые заросли падуба. Давным-давно англичане так и говорили: падубы, однако недавно эти растения получили другое название. Поскольку олени и пони основательно подъедали их нависающие ветви до уровня, до которого могли дотянуться, деревья приобретали грибовидную форму, и совокупность падубов на холме напоминала шляпы с полями. Поэтому теперь жители Королевского леса именовали их падубами-шляпами.
По упругому торфу вдоль края пустоши мальчики шли полтора часа, одолели почти пять миль и наконец достигли большой возвышенности, известной как Ширли-Коммон. И дальше, дойдя до вершины, остановились.
Внизу раскинулась долина Эйвона.
Это был мир побогаче. Сначала – маленькое поле, где срезали и сложили в скирды утесник, а теперь паслись козы; затем – дубовые и буковые леса, и снова поля, живописно раскинувшиеся на склонах, пока не достигали паркового леса и пышных лугов, тянувшихся вдоль широких берегов Эйвона, чьи серебристые воды, видневшиеся там и тут между деревьями, манили мальчиков своими проблесками. За долиной в голубоватой дымке виднелись низкие холмы Дорсета. Сразу было видно, что это ландшафт для рыцарей, дам и утонченной любви. И для драконов.
Однако севернее, в двух милях через широкую полосу бурой открытой пустоши, вздымался поросший темным лесом хребет, за которым находилась деревня Берли.
– Думаю, – сказал Джонатан, – теперь мы можем увидеть дракона. – Он посмотрел на Вилли. – Боишься?
– А ты?
– Нет.
– Где живет дракон? – спросил Вилли.
– Вон там. – Джонатан указал на длинный гребень Берли с его северным выступом – Касл-Хилл, который в то время назывался Берли-Бикон.
– Ох… – взглянул туда Вилли. – Это же совсем близко.
Возможно, то был дикий вепрь-одиночка. Теперь их мало осталось в Англии. Всех истребили. По Королевскому лесу, конечно, бегали кабаны – каждую осень, в сезон плодокорма, и одного такого можно было ошибочно принять за дикого вепря. Но настоящий дикий вепрь с серой шерстью, могучими плечами и сверкающими клыками был чудовищным созданием. Даже храбрейший дворянин из нормандцев или Плантагенетов, сопровождаемый собаками и охотниками, мог устрашиться, помчись на него из укрытия этот огромный клубок ярости. Хотя такая охота возбуждала превыше прочих. По всей Европе охота на вепря считалась благороднейшим развлечением аристократов после турнира. Голова вепря становилась главным блюдом на любом знатном пиру.
Но в островном английском королевстве, хотя и щедро благословленным лесами, не было обширных пустых пространств, как в Германии или во Франции. Если имелся дикий вепрь, то о его присутствии узнавали и аристократы открывали на него охоту. Через четыре столетия после прихода нормандского Вильгельма Завоевателя небольшое количество вепрей осталось на юге Англии. Но иногда и здесь какой-нибудь вдруг объявлялся. По какой-то причине его могли не изловить. И тот с годами, живя, быть может, в полной изоляции, мог вымахать до огромных размеров.
Представляется вероятным, что именно это и произошло в долине Эйвона в году примерно 1460-м.
Поместье Бистерн находилось в красивом месте в широкой долине с лесной стороны Эйвона, чуть севернее брода Тирелла. При саксах эта местность называлась Бидс-Торн, однако постепенно это название трансформировалось в Бистерн. Оставшись после завоевания у хозяина-сакса, поместье перешло по наследству к благородному семейству Беркли из западного графства Глостершир, и именно сэр Морис Беркли, женатый на племяннице могущественного графа Уорика Делателя королей, перед самым началом Войны Алой и Белой розы нередко с удовольствием останавливался в Бистернском поместье и охотился с собаками в долине Эйвона.
Логово вепря, похоже, находилось где-то на Берли-Биконе, возвышавшемся над долиной, и были известны случаи, когда вепрь совершал набеги на местные фермы. Однажды, примерно в Мартынов день, когда была забита бóльшая часть скота, вепрь спустился к Бистерну, проследовал вдоль ручьев, которые вели с Касл-Хилл вниз, и достиг ручья Банни-Брук, находившегося около особняка. У фермы вепрь нашел охлаждавшиеся в ручье ведра с молоком, выпил молоко, а затем убил одну из оставшихся на ферме коров.
Его появление на ферме стало и впрямь ужасающим событием. Страшны были не только горящие черные глазки, пасть, наполненная пеной, и клыки. Наткнувшись на препятствие, дикий вепрь исторгал чудовищный рев; в холодном ноябрьском воздухе его дыхание дымилось; кроме того, вепри умели на удивление тихо передвигаться по земле. Бегущий в бледной предрассветной мгле через поля Бистерна, вепрь мог показаться неземным существом.
И потому не вызывает удивления, что одной холодной ноябрьской ночью сэр Морис Беркли вышел сразиться с чудовищем. Встреча состоялась в долине и была кровавой. В схватке погибли оба его любимых пса, а сэру Морису, собственноручно убившему вепря, были нанесены раны, которые загноились. К Рождеству сэр Морис умер.
Одни легенды сочинили позднее, опираясь на полузабытые события; другие сложились сразу. Через год все графство знало о поединке сэра Мориса Беркли с Бистернским драконом. Знали, что дракон перелетел через поля из Берли-Бикона. Знали, что рыцарь убил его, владея лишь одной рукой, и умер от драконьего яда. И если большой мир вскоре отвлекся на рыцарские драмы Войны Алой и Белой розы, то в Нью-Форесте и долине Эйвона легенда была жива: «Не так давно у нас водился дракон».
