– И почему теперь я должен что-то для тебя делать? – поинтересовался он.
– Если я сообщу вам нечто важное на благо всему аббатству – то, чего не знает никто, вы, может быть, придумаете, как поступить…
– Это возможно, – поразмыслив, ответил Гроклтон.
– Правда, это навредит одному из монахов. Навредит очень сильно.
– Какому монаху? – нахмурился Гроклтон.
– Брату Адаму. Ему придется очень плохо.
– И в чем же дело? – Приор не сумел скрыть блеска в глазах.
Люк это заметил. Того-то ему и было нужно.
– Вам придется изгнать его. Без шума. Для аббатства это выйдет всяко нехорошо. Он должен будет уйти. А я – вернуться без всякого суда Нью-Фореста и тому подобного. Вы можете это устроить. Мне нужно ваше слово.
Гроклтон заколебался. Он понимал толк в сделках и слово держал. Но здесь существовало очевидное затруднение.
– Приоры не торгуются с послушниками, – откровенно заявил он.
– В дальнейшем вы не услышите от меня ни звука. Это мое слово.
Приор все обдумал и взвесил. Он также учел реакцию суда и лесничих, которые, как он отлично знал, терпеть его не могли, если этот парень выступит на суде столь же красноречиво, как сейчас. Пожалуй, лучше быть на стороне Люка. А потом… Люк заявил, что у него есть что-то на брата Адама.
– Если это на благо, то я обещаю, – услышал он собственный голос.
Так Люк предал брата Адама и свою сестру Мэри.
За тем исключением, думал Гроклтон, пока слушал, что это не предательство. С точки зрения Люка, в этом было нечто совершенно естественное. Он увидел, что семью его сестры вот-вот сметет бурей, – стало быть, он ее защищал. Внезапный удар, кровавые брызги – это всего лишь природа.
От внимания приора не ускользнула и безупречная гармония дальнейшего. Как только Адам уйдет, у Мэри не останется выбора: ей придется жить в мире с мужем. Ребенка припишут Тому. Ни в чьих интересах не было сказать слово против. Разве что, конечно, в его личных, если ему захочется полностью уничтожить брата Адама. Но даже в этом не было смысла. Если он выдаст брата Адама, то подорвет репутацию аббатства. И что на сей счет скажет аббат? Нет, крестьянин рассудил здраво. К тому же он подумал кое о чем еще – о том, что содержалось в тайной книге, известное только аббату. Ему самому надо быть осторожнее.
Однако что делать с Люком? Можно ли верить, что он будет вести себя должным образом? Не исключено. Он не хотел навредить сестре, причинить ей неприятности, хотя продолжал угрожать своим знанием о монахе, которое было своеобразной защитой. «В любом случае мне лучше разобраться с ним в стенах аббатства, чем за его пределами», – решил приор.
И так впервые в жизни Гроклтон начал думать, как аббат.
С какой же радостью спустя несколько дней монахи Бьюли узнали, что их аббат вернулся и не собирается в обозримом будущем покинуть их вновь!
Рад был и брат Адам. Его лишь тревожило, как бы аббат из ныне ошибочных добрых намерений не освободил его от обязанности присматривать за фермами. Впрочем, он тщательно подготовился к этому. Его отчет был превосходен. Любому другому понадобился бы год, чтобы познать все, что знал он теперь. Кому еще захочется на такую работу? Ради блага аббатства он, безусловно, останется на этом месте еще год или два. В общем, он надеялся, что подготовился хорошо.
Что же касалось его тайной вины, он научился выстаивать службы без страха выдать себя. Он признался себе, что уже укоренился в своем грехе. Он был лишь рад неведению аббата, вот и все.
Однажды утром его позвали к аббату и приору. Брат Адам был готов ко всему, кроме того, что его ожидало.
Когда он вошел, аббат выглядел дружелюбным, хотя и слегка задумчивым. Гроклтон, как обычно, сидел, подавшись вперед и положив клешню на стол. Но Адам был слишком рад вновь увидеть аббата, чтобы присматриваться к приору. И заговорил именно аббат, а не Гроклтон.
– Итак, Адам, нам все известно о твоей любовной связи с Мэри Фурзи. К счастью, о том не ведомо ни ее мужу, ни нашим братьям в аббатстве. Поэтому я просто хочу, чтобы ты рассказал обо всем своими словами.
Гроклтону захотелось спросить, есть ли ему в чем сознаться, и предоставить шанс лжесвидетельствовать против себя, но аббат не позволил.
Дальнейшее не затянулось. Унижение достигло предела, и аббат не сделал ничего, чтобы его продлить.
– Это останется тайной ради блага аббатства, – сказал он Адаму, – и, могу я добавить, этой женщины и ее близких. Ты должен уйти немедленно. Сегодня. Но я не желаю, чтобы кто-нибудь знал причину.
– Куда мне идти?
– Я отсылаю тебя в наше приоратство в Девоне. В Ньюнхем. Никто не увидит в этом ничего странного. У них там возникли небольшие трения, а ты один из наших лучших монахов – или был таковым.
Адам склонил голову:
– Могу ли я попрощаться с Мэри Фурзи?
– Разумеется, нет. Ты ни в коем случае не должен поддерживать с ней связь.
– Я удивляюсь, – подал голос не сумевший сдержаться Гроклтон, – что ты даже помыслил о таком деле.
– Хорошо. – Адам вздохнул, затем печально, но беззлобно взглянул на Гроклтона. – У вас такого дела в жизни не было.
В комнате воцарилось молчание. Клешня не шевельнулась. Возможно, приор чуть больше пригнулся к темной старой столешнице. Лицо аббата превратилось в маску, он старательно смотрел куда-то вдаль. Поэтому брат Адам не догадался, что в тайной книге аббата имелась запись о Джоне Гроклтоне, женщине и ребенке. Но эта история произошла в другом монастыре, далеко на севере и давным-давно.
После его ухода аббат спросил:
– Ведь он не знает, что она в положении?
– Нет.
– Пусть лучше не знает.
– Конечно, – кивнул Гроклтон.
– О Боже, – вздохнул аббат. – Никто из нас не застрахован от падения, как вы знаете, – многозначительно добавил он.
– Знаю.
– Я хочу, чтобы ему выдали пару новых башмаков, – твердо продолжил аббат.
Полдень еще не наступил, когда брат Адам и Джон Гроклтонский в сопровождении послушника медленно выехали из аббатства и устремились по дороге на пустошь Бьюли.
Адам примечал небольшие деревья, венчавшие склон напротив аббатства. Соленый морской ветер с юго-запада не гнул их, но придавал верхушкам такую форму, что они казались как бы выбритыми с той стороны и расцветали в северо-восточном направлении. В прибрежных районах Нью-Фореста это было обычным зрелищем.
Позади над сонным, залитым солнцем аббатством неслись белые облачка, и Адам, когда они поднялись на небольшой гребень, ощутил на лице пронизывающий соленый бриз.
Через неделю брат Люк спокойно вернулся на ферму Святого Леонарда. Его дело не рассматривалось в суде на Михайлов день.
