Наконец, спустя какое-то время после полудня, добрались до дела Бьюли.
«Предъявлено, что в пятницу перед праздником святого Матфея Роджер Мартелл, Генри де Дамерхем и другие вступили в Королевский лес с луками и стрелами, собаками и борзыми, чтобы причинить ущерб оленьему поголовью…»
Клерк зачитал обвинение, которое будет занесено в судебный отчет на латыни. Оно точно и подробно излагало деяния браконьеров и не было опротестовано. Все обвиняемые отдались на милость суда. Судья строго взирал на них, а собравшийся в зале лесной народ внимательно слушал.
– Это преступление связано с промыслом оленины и совершено с открытым презрением к закону теми, кто по своему положению должен был знать, что к чему. Это нельзя терпеть. Вы приговариваетесь к следующему: Уилл атте Вуд – штраф в полмарки.
Бедняга Уилл. Суровый штраф. Два его родственника выступили гарантами, и ему дали год на выплату штрафа. Остальных местных жителей, состоявших в отряде, приговорили к тому же.
Затем настал черед молодых джентльменов: по пять фунтов каждому – в пятнадцать раз больше, чем жителям Нью-Фореста. Это было лишь справедливо. Наконец судья взялся за Мартелла.
– Роджер Мартелл. Вы, безусловно, являлись вожаком этих злоумышленников. Вы привели их на ферму. Вы убили оленя. К тому же вы состоятельный человек. – Он выдержал паузу. – Сам король не обрадовался, услышав об этом деле. Вы приговариваетесь к выплате ста фунтов.
Все ахнули. Оба шерифа имели потрясенный вид. Это был огромный штраф даже для богатого землевладельца, но также было совершенно ясно, что его заранее одобрил лично король Эдуард. Королевская немилость. Мартелл побелел как полотно. Ему придется либо продать землю, либо на многие годы отказаться от дохода. Он держался мужественно, но видно было, что Мартелл в шоке.
Однако стоило суду зашуметь, переговариваясь, как судья резко обратился к чиновнику:
– Так, что там с этим послушником?
И вновь в судебном зале воцарилась тишина. Люк был из Прайдов. Интерес был велик. В задних рядах суда Мэри напряглась, ловя каждое слово.
Дело Люка было менее ясным.
– Во-первых, – объявил чиновник, – он дал злоумышленникам приют на ферме. Во-вторых, он был заодно с ними. В-третьих, он напал на монаха из аббатства, брата Мэтью, который пытался воспрепятствовать браконьерам войти на ферму.
– Представлено ли аббатство? – спросил судья.
Джон Гроклтонский поднял свою клешню, и в следующий миг брат Мэтью и трое послушников стояли вместе с ним перед судьей.
Судья, естественно, был хорошо знаком с фактами благодаря управляющему, но некоторые аспекты дела ему не понравились.
– Вы отказываетесь принять ответственность за этого послушника?
– Мы полностью отреклись от него, – ответил приор.
– Обвинение гласит, что он был заодно с теми браконьерами. Возможно, потому, что пустил их на ферму?
– Какое еще может быть этому объяснение? – откликнулся Гроклтон.
– Я полагаю, он мог их испугаться.
– Они не применяли никакого насилия, – заметил чиновник.
– Это правда. Итак, что это было за нападение? – Судья повернулся к брату Мэтью.
– Ну, дело было так. – На добром лице брата Мэтью читалось некоторое смущение. – Когда Мартелл отказался увести своего раненого спутника, боюсь, я напал на него с палкой. Брат Люк схватил лопату, размахнулся и палку перерубил. Потом лопата ударила меня по голове.
– Понятно. Был ли этот послушник вашим врагом?
– О нет. Совсем наоборот.
Гроклтон вскинул клешню:
– Что доказывает его сговор с Мартеллом.
– Или он хотел удержать этого монаха от схватки.
– Должен признаться, – мягко сказал брат Мэтью, – что я и сам впоследствии об этом задумывался.
– Брат Мэтью слишком добр, Ваша честь, – вмешался приор. – В своих суждениях он чересчур склонен прощать.
Именно в этот момент судья счел, что ему решительно не нравится Гроклтон.
– Итак, он бежал? – продолжил он.
– Он бежал, – убежденно прогудел Гроклтон.
– Какого же дьявола аббат не разбирается с ним на предмет нападения на этого монаха?!
– Он изгнан из ордена. Мы находимся здесь с целью предъявить ему иск, – ответил Гроклтон.
– Полагаю, его тут нет? – (Мотание головами.) – Что ж, очень хорошо. – Судья с отвращением рассматривал приора. – Поскольку он принадлежал к аббатству на момент совершения преступления, если таковое имело место, и находился на Большой монастырской территории, то сознаете ли вы, что ответственны за его предъявление?
– Я?
– Вы. Аббатство, конечно. Следовательно, аббатство оштрафовано за его неявку. Два фунта.
Приор ярко зарделся. Повсюду заиграли улыбки.
– Мне жаль, что его здесь нет и он не может защититься, – продолжил судья, – но ничего не поделаешь. Закон идет своим ходом. Поскольку преступление выглядит тяжким, а обвиняемый отсутствует, у меня нет выбора. Он вызывается в суд и если не явится на следующий, то будет объявлен вне закона.
Со своего места в заднем ряду Мэри внимала судье с тяжелым сердцем. Вызывается в суд: это означало лишь то, что он обязан предстать перед судом. А «будет объявлен вне закона»? Формально это значило, что закон на него не распространится. Такого нельзя приютить, такого можно даже безнаказанно убить. У тебя нет прав. Мощная санкция.
Хоть бы Люк объявился! Брат Адам, умный монах, был прав. Люк недооценил здравомыслие суда. Было ясно, что судья расположен предоставить ему преимущество сомнения. Но что она могла сделать? Люк исчез, и никто даже не знал, где он находится. Она была готова расплакаться.
– На этом все, полагаю. – Судья смотрел на чиновника; люди приготовились разойтись. – Есть ли еще дела?
– Да.
Мэри вздрогнула. В начале процесса Том оставил ее стоять с какими-то людьми и не был ей виден через море голов. И все же это был его голос. Теперь она разглядела мужа, проталкивавшегося вперед. Что он делает? Одновременно она уловила слева какое-то движение у двери.
Том занял боевую позицию перед судьей – взъерошенный, в кожаном джеркине, как будто готовый вступить в драку.
– Нас не уведомили. Из суда по имущественным вопросам ничего не поступало, – сердито заявил чиновник.
– Что ж, раз мы здесь, можем и выслушать, – ответил судья и вперил в Тома строгий взгляд. – Что у тебя за дело?
– О воровстве, милорд! – проревел Том голосом, который сотряс стропила. – О мерзкой краже!
Зал затих. Чиновник, едва не подскочивший на скамье от этого крика, взял перо.
Судья, чуть опешивший, уставился на Тома с любопытством:
