– Порой я боюсь, – отважилась сказать ее мать, – что эта любовь к разнообразию может… – Она не договорила.
– Распространиться на других женщин? – Беатрис внимательно посмотрела на мать. – Конечно, он моложе меня. – Она улыбнулась и слегка пожала плечами. – Это риск, мама. Я всегда это знала. – Она помедлила, теребя почерневший крестик, который передала ей бабушка Фанни. – Ему со мной весело. У меня есть кое-какое образование. – Мало учившаяся официально, Беатрис запоем читала книги из библиотеки Альбион-Парка. Многие молодые люди нашли ее чересчур умной. – Он говорит, у меня есть талант.
Изначально Фурзи привлекал Беатрис своим интересом к ее внутреннему миру. Вместо того чтобы расточать похвалы ее безобидным акварелям, как всегда поступала мать, он спокойно показывал, как сделать лучше. Если Беатрис случалось написать стихотворение, он рассказывал о других поэтах, читал их произведения и задавал ей новые стандарты для оценки собственных сочинений. Иногда к ним приходили художники и поэты, и все вместе шли на прогулку или порисовать на природе. Порой они поездом добирались до Лондона и посещали студии, галереи и лекции. Все это было Беатрис в новинку и казалось замечательным.
А самое удивительное, Минимус открыл ей глаза на Королевский лес. Она любила его, прожила в нем всю жизнь, но поняла, что никогда не знала его по-настоящему. Всматриваясь в землю, изучая упавшую ветку или бродя возле низинного болота, Фурзи вдруг окликал ее, и она неожиданно видела равнокрылую стрекозу, жука-оленя или иное крохотное создание, которое раньше и не подумала бы заметить.
– Нью-Форест – рай для натуралиста, – говорил Минимус. – Наверное, здесь больше разновидностей насекомых, чем где-либо еще в Европе.
Иногда они брали с собой сачки. Беатрис раньше считала таких любителей чудаками. Но теперь, когда они возвращались с добычей, накалывали и сортировали образцы, а после она видела статьи в естественно-научных журналах, включая кое-какие заметки мужа, до нее начало доходить, что это научные изыскания, которые нужно воспринимать всерьез.
Если встречи с Фурзи она прождала много лет и преспокойно отвергла нескольких благопристойных женихов, то верно было, видимо, и то, что Беатрис оказалась первой, кто мог и хотел стать его спутницей жизни. Она производила впечатление на его друзей, ему это порядком нравилось. Им было действительно хорошо вдвоем.
– А дети? – недавно спросила миссис Альбион, которую удивляло, что детей так и нет.
– Мы с Минимусом не прочь немного повременить. Вы же знаете, что их появления можно избежать.
– Ох, милочка!
– Но в последнее время я думала… Я думаю, мы, возможно, скоро решимся. Посмотрим.
– Ты должна, – сказала мать. – Обязана.
И как раз перспектива рождения внуков побудила миссис Альбион назначить Минимусу встречу в Линдхерстской церкви. Двое ее сыновей находились за границей, один был в Индии; никто из них еще не женился. Поскольку Беатрис была замужем, она редко приезжала в Альбион-Парк, а Фурзи сказали, чтобы и духу его там не было. Миссис Альбион с болью в сердце думала о рождении внуков в такой обстановке. К тому же она не сомневалась, что Беатрис понадобятся деньги.
Ее собственные миротворческие усилия до сей поры терпели крах. Полковник Альбион так и остался непреклонным. Он не желал видеть Фурзи. Беатрис не сильно старалась помочь делу, так как знала, что мужу безразлично, общается он с Альбионом или нет. Единственная надежда была на то, что Фурзи сам пойдет на сближение. Напишет письмо: серьезное, почтительное, даже униженное. Если он не принесет извинений за женитьбу на Беатрис, то пусть хотя бы выразит положенную признательность и смиренное благоговение перед жертвой, на которую пошла Беатрис, выйдя за него замуж. Он должен просить о примирении ради нее и будущих детей. Все это и сверх того. Не то письмо, на какое был Минимус мастер. Но именно об этом его слезно попросила в Линдхерстской церкви миссис Альбион.
Значительную часть письма она продиктовала сама, пропустила мимо ушей его колкости, насмешки, ссылки на то, что Беатрис стала более образованной, проследила, как он пишет, и забрала письмо, пока он ничего не добавил.
И поразительное дело – это сработало. Не в лучшем расположении духа и после того, как она лично указала на ряд почтительных пассажей в письме, которыми особенно гордилась, полковник ворчливо согласился, чтобы Беатрис и художник пришли на обед.
Обед прошел на удивление хорошо. Нет ничего дурного в примирении сторон, и вышло так, что в тот же день прибыли скверные новости из палаты лордов. Их светлости не без оснований заключили, что коль скоро существуют две стороны, Лесная комиссия и коммонеры, чьи интересы диаметрально противоположны, то единственный выход на долгую перспективу – поделить между ними Нью-Форест. Они согласились, что коммонеры заслуживают справедливости, а Камбербетчу и его людям нельзя позволить украсть все лучшие земли.
– Но именно это случится на деле, – угрюмо заметил Альбион. – Я не уверен, что выживет даже Прайд.
– Если я правильно понимаю, отчет Специального комитета ни к чему не обязывает, – почтительно сказал Минимус, стараясь быть предельно обходительным.
– Верно. Это всего лишь мнение. Но оно обладает весом, – объяснил Альбион. – Возможно, у правительства год или два не будет времени на подготовку закона о Нью-Форесте, но когда найдет, оно почти наверняка последует рекомендации комитета.
– Тогда мы должны бороться, – отозвался Минимус.
За это он удостоился улыбки от миссис Альбион, а полковник одобрительно хрюкнул. Но следующее высказывание Минимуса оказалось еще лучше.
– Я отказываюсь поверить, – произнес он, – что нас одолеют люди, которые проваливаются в террасные болота. – И рассказал о недавнем происшествии с Гроклтоном.
Полковник пришел в восторг.
– Вы хотите сказать, что он взял и полез в него? – переспросил он, не веря своим ушам.
– Клянусь! – улыбнулся Минимус. – Я вел себя безупречно. Предупредил его. Сказал, что там болото. А он не послушал. И провалился до самых подмышек!
Тут атмосфера полностью разрядилась, и после портвейна полковник Альбион, пребывая в замечательном настроении, отвел Минимуса в свой кабинет для приватного разговора.
Кабинет полковника Альбиона прекрасно отражал личность хозяина, а также многое говорил о положении дел в Нью-Форесте. На полках стояли труды по генеалогии и истории графства, краеугольные камни и опоры мира джентри. Там были переплетенные парламентские отчеты XVIII века, касавшиеся Нью-Фореста, и несколько томов судебных протоколов по делам леса, которые он десять лет назад позаимствовал в Линдхерсте и забыл вернуть. Имелась и художественная литература. Романы Джейн Остин соседствовали с работами мистера Гилпина не столько из-за художественных достоинств последних, сколько потому, что автор жил в том же графстве. Был также экземпляр «Детей Нового леса» Мариетта, полученный от родственника, владельца поместья Арнвуд, где происходит действие, – все найденные в нем фактические ошибки в отношении Нью-Фореста были аккуратно подчеркнуты рукой полковника и снабжены примечаниями.
